Ровесники. Герой асфальта
Шрифт:
Мои унылые размышления о жизни прервал топот чьих-то ног в коридоре. Кто-то шёл быстрым шагом, почти бежал. Дверь распахнулась, в кабинет ворвался высокий мужчина в военной шинели. Он тяжело дышал, фуражка съехала на затылок, норовя вот-вот упасть с головы, большие выразительные глаза офицера полыхали вселенской паникой.
– Вы – старшина Марченко? – С разлёту набросился он на Алексея Ивановича. Тот даже опешил от такого бурного натиска, коротко кивнул:
– Да. С кем имею…
– Где мой сын?! – Офицер ничего не хотел слушать, он, как мне показалось, был перепуган насмерть всем случившимся, его буквально
– Ваш сын? – Еле приходя в себя, переспросил старшина Марченко. – С кем имею честь?
– Майор Канаренко! Я пришёл за сыном! Где он?!
Конечно, я не ошиблась, это был отец Вадима. Тот самый дядя Коля, о котором сегодня рассказывал мне Виталик. Что тут говорить, выглядел он весьма внушительно. Настолько, что даже все милиционеры, находившиеся в кабинете в количестве трёх человек, растерянно застыли, с трудом удерживаясь от желания встать по стойке смирно и отдать честь майору Канаренко.
– Семёнов…Коротин… - Алексей Иванович с трудом пришёл в себя. – Приведите….этого.
«Этого» выволокли из соседнего кабинета через минуту. Именно выволокли – на ногах Вадим не стоял, голова его так же бессильно болталась на груди.
– Вадим! – Майор Канаренко в ужасе бросился навстречу сыну. – Господи, что вы с ним сделали?!
Семёнов и Коротин усадили Канарейку на один из освободившихся рядом стульев. Он не удержался в вертикальном положении и тут же стал медленно заваливаться на бок. Отец вовремя подхватил сына под руки – фуражка его при этом всё-таки упала на пол, однако он не обратил на неё внимания.
– Вадик…Сынок….Маленький мой…Вадик… - Дядя Коля тормошил Вадима, пытаясь привести его в чувства, хлопал по щекам, заставляя открыть глаза, но все его усилия давали весьма слабый эффект, и это приводило майора Канаренко в крайнее негодование.
– Что вы с ним сделали?! У него вся одежда в крови, всё лицо! Вы что, с ума все посходили здесь? А почему он весь мокрый?!
Старшина Марченко приободрился:
– Вы тут не очень-то шумите, уважаемый. Ничего страшного с вашим сыном не случилось. Лицо он себе в драке испортил. А проучить его пришлось – вёл себя отвратительно. При задержании оказывал сопротивление, оскорблял сотрудников милиции, скандалил здесь не по-детски. И плохо ему не от побоев, а от того, что перепил малость.
– Да что вы мне будете говорить!? Будто я сам не вижу, что вы его избили!
В это время Вадим зашевелился. Приподняв голову, повёл вокруг бессмысленными глазами. Дядя Коля затряс его оживлённо:
– Вадик!...Это я…Это я, папа….Вадик, как ты себя чувствуешь?...Сволочи, вам бы только людей калечить! Не милиция, а гестаповцы!
Я просто глазам своим не верила, наблюдая за этой сценой. Отцу Вадима, казалось, было наплевать на то, что сын в пьяном угаре устроил налёт в Звёздном Городке. Для него Вадим был сейчас маленьким мальчиком, которого несправедливо обидели большие дяденьки, пользуясь своей властью и физическим преимуществом. Нет, родительская любовь – это, конечно, замечательно, однако всему же есть пределы! Не удивительно, что Вадим так избалован! Дома его не просто любят – с него в буквальном смысле пылинки сдувают. И ладно бы мама… Но отец! Мужественная внешность майора Канаренко никак не говорила о его мягком сердце. Он вообще производил
– Сынок…Сынок, ты меня слышишь? – Дядя Коля наконец добился своего. Вадим узнал отца, заморгал непонимающе:
– О, папа… Привет… - Он с трудом ворочал языком и вообще, любое напряжение ума ему, видимо, давалось нелегко. Канаренко-старший обнял сына, бережно приподнимая его стула:
– Пойдём…Пойдём, мой хороший…Осторожно, я тебе помогу…
– Эй-эй, а расписываться кто будет? – Окликнул майора Марченко.
– Да пошёл ты! – С яростью огрызнулся тот, за подмышки таща Вадима к двери. – Костоломы долбанные! На вас жаловаться надо! Ребёнка изувечили и ещё чего-то требуют!
– Да этот ребёнок твой колёса как конфеты жрёт! – Не менее агрессивно парировал старшина. – Разошёлся, б…дь, смотрите на него! Правильный! Понарожают дегенератов, а мы с ними мучаемся всю жизнь!
– Сам ты дегенерат!
– А это уже оскорбление при исполнении! Я могу…
– Да плевал я на то, что ты можешь! Не ты рожал, не тебе калечить!
– Ну вот и смотри за ним сам, раз ты рожал! Ещё раз твоего выродка тут увижу – посажу, понял? Ему в колонии самое место!
– Только попробуй! Я тебе шею сверну и сам сяду, понял?
– Напугал! Папаша х…ев! Твой щенок, попомнишь мои слова, своей смертью не умрёт! Под забором где-нибудь с ножом в спине подохнет с таким началом! Понял?!
Я даже вздрогнула, услышав эти слова. Марченко будто прочитал мои собственные недавние мысли. Только я об этом подумала, а он сказал вслух. Типун бы на его чёртов язык! Дядя Коля побелел как полотно – если бы не висевший в его руках Вадим, он бы, наверное, придушил старшину, не моргнув и глазом – столько ненависти отразилось на его крупном лице сейчас.
– Пропадите вы все пропадом! – Бросил он в сердцах и хотел было уже выйти, когда его робко окликнул Виталик:
– Дядь Коль, вы забыли. – Он поднялся, приблизившись к Канаренко, протянул ему фуражку. Я даже не заметила, как он её поднял с пола.
Дядя Коля посмотрел на Виталика с безмолвной признательностью, придерживая одной рукой Вадима, неловко надел фуражку, бросил последний, полный ненависти взгляд на старшину Марченко и, хлопнув дверью, ушёл.
После этого инцидента надолго повисла гнетущая тишина. Никто не мог прийти в себя, даже Семенов с Коротиным выглядели так, словно это их сейчас отделали в соседнем кабинете.
– С ума сойти…- Шепнула я Виталику. – Они ведь, в принципе, правильно сделали.
– В принципе – да. – Уныло согласился тот. – Но я же тебе говорил, дядя Коля в Вадьке души не чает.
– Сложно было бы не заметить. По-моему, даже чересчур. Это ненормально.
– Что – ненормально? Когда отец любит своего ребёнка?
– Нет. Но это…Если он будет так Вадима опекать, он ему совсем на шею сядет.
– А он и так уже на шее у родителей сидит с детства.
– Чего же в этом хорошего?