Ровесники. Герой асфальта
Шрифт:
У Толяна старший брат на днях из тюрьмы вышел. Сидел за кражу со взломом. Так вот этим туда же прямая дорога, они ничего не побоятся, если в один прекрасный день им конкретно приспичит. И я им тогда даже в качестве посредника не понадоблюсь.
Виталик наконец-то разжал пальцы, и я тотчас же спрыгнула на пол, схватившись ладонями за сильно ноющие плечи. Теперь мы стояли, почти вплотную прижавшись друг к другу. Виталик пристально смотрел на меня сверху вниз, и я не отводила от него застывших в ужасе глаз.
– Уходи от них, Виталь…- Голос мой почему-то осип, я сама его едва расслышала. – Уходи, пока не поздно…Если начнется война,
Он мотнул головой:
– Если начнется война, я должен знать, откуда ждать удара. Пусть лучше Шумляев мне доверяет, пусть считает своим другом. Всё равно в нашу тусовку я сейчас не вернусь.
– Почему?
– Ты знаешь – почему. – На миг лицо Виталика приобрело прежнее, отчуждённое выражение, и теперь уже я изо всех сил вцепилась ему в плечи, совсем забыв, что уйти отсюда он всё равно никуда не сможет.
– Подожди. Я… Ты…Мы…- Слова, как назло, то не находились, то лезли в голову все сразу. – Я хочу, чтобы ты знал…Я…Ты мне нужен, Виталик…Поверь, мне никто, кроме тебя не нужен. Прости меня, если сможешь…Я не хотела…Я…Поцелуй меня, пожалуйста…
Чёрные, густые брови Виталика изумлённо поползли вверх. После всей моей белиберды последняя просьба прозвучала более чем неожиданно. Однако растерянность его быстро прошла.
– Я не умею целоваться как Канарейка.
Вспомнив поцелуи Вадима, я как сейчас ощутила боль в губах.
– Мне не надо так. Я люблю твои поцелуи.
Бастионы пали…Этот бой я выиграла и могла теперь праздновать победу. Снежная Королева лишилась своих колдовских чар – маленькая девочка Герда спасла своего Кая из Царства Вечной Зимы. В его глазах больше не было льдинок, и сердце оттаяло, согретое лучами моей искренней любви.
Он действительно простил меня. Он любил меня ничуть не меньше прежнего и даже, пожалуй, ещё больше. Потому что до смерти истосковался…Потому что места себе не находил все это время. Потому что не мог ни о чём больше думать не только днями, но и ночами. И плевать ему на всё, кроме меня. И на учёбу, и на деспота-отца.
Всё это я узнала между жаркими поцелуями – задыхаясь от переизбытка эмоций, Виталик шептал мне на ухо отрывистые фразы и целовал, целовал так жадно, словно боялся, что через минуту я испарюсь, исчезну отсюда, и больше никогда не придется нам сидеть вот так, вместе, наедине. Определённо, в чём-то он был прав – вряд ли ещё когда-нибудь мы сможем оказаться одни в закрытом кабинете. Слишком романтично это было, а потому – совершенно неповторимо в дальнейшей жизни. Душа моя пела от счастливого ликования. Да здравствует мастерская! Да здравствуют ребята и девчонки, хитростью заманившие нас сюда! Мне было всё равно, как я освобожусь из заточения, мне и не хотелось прилагать никаких усилий для того, чтобы это сделать. Зачем дёргаться, зачем нервничать, когда рядом со мной Виталик?! Вот он, такой же, как прежде. Он снова мой и сколько угодно я могу говорить с ним, видеть его улыбку и наслаждаться его поцелуями. Какая разница – где мы, и что нам до всех остальных? Были только поцелуи, бессмысленное бормотание Виталика и мои счастливые слёзы. Я ведь уже отчаялась получить прощение, и теперь, когда оно свершилось, была готова на любое безумство. Голова, одуревшая от радости, ничего не соображала, и руки делали всё, чего им хотелось. Их возникшей из ниоткуда распущенности я сама удивлялась.
– Ксюшка…Ксюш… Ты что? – Виталик терялся, не зная, что ему предпринимать и отвечать ли взаимностью.
– Попробуй, останови… - Я уже откровенно заигрывала, пугаясь своей наглости. Осознавала ли я – чего хочу? Пожалуй, нет. Почему-то именно сейчас, когда всё закончилось так благополучно, сознанием овладел необъяснимый азарт.
– Ксюшка… Ты с ума сошла? – Перехватив, наконец, мои руки где-то в области своей молнии на джинсах (их я уже расстегнула), Виталик во все глаза уставился на меня. Чувствовалось, что он боится и очень волнуется. Страх его был мне понятен, но отчего-то я завелась вдруг ещё сильнее – решительным жестом освободила свои руки из горячих, вспотевших ладоней парня:
– А что такого?
Нет, моё нахальство просто ни в какие рамки не укладывалось! Я сама себя не узнавала! Виталик нервно облизнул сухие губы:
– Это…Это же…Ты же понимаешь…
– Конечно, понимаю.
– Тогда остановись…
– И не подумаю. – Рука моя беспардонно нырнула ему в ширинку, пальцы наткнулись на тугую резинку трусов и, без труда её оттянув, шустро прокрались вниз. Честное слово, подобные маневры я проделывала впервые! Но вот что самое интересное, никакого смущения я при этом не испытывала. Будто так и надо было, и только это могло спасти нас, полностью излечив от пережитых душевных страданий. Кроме того, мною двигало и естественное женское любопытство: как это? Что это? Кажется, я имела право изучить, наконец, своего парня целиком. У меня это получалось – плоть под моей ладонью уже давно стала твёрдой. Жалко, что я не могла ещё и увидеть…А хотелось бы…
– Ксю-у-ушка-а…- Виталик тихо, прерывисто стонал, все ещё пытаясь сопротивляться. Создавалось впечатление, что я его просто насилую, но от этой мысли мне вообще стало весело. В конце концов, в этой игре мы были с ним на равных. И знала я не больше, чем он.
– Ксюш…Не надо…- Виталик чуть ли не плакал. – Что ты меня дразнишь?.. Зачем?
– С чего ты взял, что я тебя дразню? Делать тут всё равно больше нечего…
– Ты что, с ума сошла?!
До него только сейчас дошло, чего я добиваюсь, и это открытие произвело оглушающий эффект .
– Ты издеваешься, что ли?
– Нет…
– Но…Но здесь же нельзя, дурочка…
– А где можно? – Я подняла на Виталика невинный взгляд и улыбнулась так мило, как только могла. – Дома? Когда свечи горят, а в бокалах плещется искристое шампанское? А ещё простынь белую на диванчик подстелить для полной стерильности…
– Ксюшка…Дурочка ты сумасшедшая… У меня же нет ничего…Ты понимаешь, о чём я…
– Сам ты дурачок. У тебя никогда этого и не было. Ты же не Канарейка…Да не бойся ты…
– Я за тебя боюсь…Я тебя люблю и не хочу вот так…Как попало…Здесь же…Вдруг кто-нибудь войдёт? Или с улицы смотрят?
Я сунула ему под нос руку с часами. Десять минут первого.
– Посмотри. Думаешь, кому-то охота торчать тут под окнами и смотреть, что мы с тобой делаем? Впрочем, если это тебя всё же волнует…- Легко спрыгнув с верстака, я метнулась к двери, щёлкнула выключателем. Стало темно…Мастерскую освещал теперь только серебристый снег во дворе и маленький кусочек луны, украдкой заглядывающий в окно. Я видела, что Виталик даже дышать сейчас боится. Вернулась я к нему медленно, а, приблизившись, остановилась напротив. Конечно, глупо было ждать от Виталика каких-либо действий. Он до сих пор не мог опомниться и беспомощно смотрел на меня.