Ровесники. Герой асфальта
Шрифт:
Из школы мы вышли молча. Утро только вступало в свои права – оно уже сейчас обещало перерасти в устойчиво-погожий денёк. Под ногами приятно похрустывал чистый снег, щёки пощипывал лёгкий морозец. Проходя через внутренний двор, я не удержалась – бросила прощальный взгляд на тёмные окна мастерской. Теперь, пожалуй, я буду долго о ней вспоминать.
На спортивной площадке, перед школой, оказывается, сидела вся наша компания. Это было полной неожиданностью для нас с Виталиком – он сразу же сбавил шаг, и я машинально последовала его примеру. В другое время я бы, безусловно, рванула к своим, не задумываясь. Тем более понимая, что именно ребят я обязана благодарить за Виталика. Но сам Виталик явно избегал недавних друзей. К тому же, в центре тусовки как
Никаких следов вчерашнего веселья в пьяном виде! Лицо свежо как белеющий рядом снег. Тёмные волосы небрежно рассыпаны и падают на чистый лоб. Вадим сидел с ногами на ледяной скамейке и, по своему обыкновению, курил, стряхивая пепел в ближайший сугроб. Юный король Людовик Четырнадцатый в окружении своей свиты… Он заметил нас ещё издалека, но даже вида об этом не подал, только взглянул один раз быстро и внимательно. Я тоже, в свою очередь, успела посмотреть Канарейке в глаза, и всё мгновенно поняла. Вот он, способ, который изобрёл Вадим, о котором и говорил мне тогда! Он же обещал помирить нас с Виталиком, не принимая в этой затее непосредственного участия! И почему мне сразу не пришло в голову, КТО руководил действиями ребят? Оставаясь в стороне, Канарейка, подобно режиссёру в театре, координировал игру своих актёров. Сперва с помощью Чернова и Раскопина заманил в мастерскую Виталика, затем отправил Ленку с Маринкой за мной, и те таким же обманным путем завлекли меня в кабинет труда. И никто не забыл нас оттуда освободить – так с самого начала было задумано! Мы должны были провести вместе целую ночь. Только такой долгий срок заточения мог наверняка заставить нас сблизиться. Душевно или физически – не важно. А я-то думала, что Вадиму вчера было не до нас! Когда же я, в конце концов, научусь понимать этого парня?! Когда смогу постигнуть его удивительную натуру? Что на самом деле прячется за этими, постоянно насмешливыми глазами?
Он и сейчас провожал нас ироничным, снисходительным взглядом. Я не видела его усмешки, но инстинктивно ощущала её неизменное присутствие. Потому что даже добрые дела Вадим Канаренко совершал именно с таким вот оттенком усталого пренебрежения. Так короли отдают указ о помиловании мелкого воришки – стоит ли, мол, тратить время и нервы на подобную ерунду, когда есть масса более серьёзных дел? Что ж, как бы там ни было, мысленно я всё-таки поблагодарила Вадима за помощь. Лично подойти и выразить ему свою признательность я, естественно, не рискнула. Виталик прошел мимо компании как мимо стены, глядя себе под ноги, и мне пришлось идти за ним. Никто не окликнул нас, не попытался остановить – и встретили, и проводили нас с Виталиком гробовой тишиной. Даже Ленка с Мишкой, которые до этого, перебивая друг друга, рассказывали ребятам о чём-то (вероятно – о нас), на время умолкли. Они всё понимали. Недаром же столько времени следили за нашими отношениями. И сейчас они, наверное, совсем забыли и о Шумляеве, и о том, что Виталик – предатель. Всё еще могло утрястись. Особенно теперь, когда мы помирились. Теперь я могла поговорить с Виталиком, оказать на него благотворное влияние и, дай бог, вытянуть его из неблагоприятной среды общения. Кстати, не эту ли цель в конечном итоге преследовал Вадим, взявшись нас помирить?
– Ты это надолго?
– Что – надолго?
– Ты понял, о чём я говорю. Долго будешь обижаться?
Мы уже вышли за ворота школы. Компания осталась далеко позади, и я тут же попыталась оправдать доверие ребят. Не так-то легко это оказалось – Виталик насупился, низко склонил поднявшуюся, было, голову.
– Чего ты молчишь? – Снова атаковала я его безжалостно. – Скажи, что ты теперь собираешься делать?
– Ксюш, я ещё об этом не думал. Но с Канарейкой я не помирюсь, это однозначно.
– По-моему, ты все слишком близко к сердцу принимаешь. А ведь если бы не он, мы бы по-прежнему друг друга избегали.
– Давай начнем с того, что если бы не он, мы бы вообще никогда друг друга не избегали.
Иногда Виталик умел проявлять просто дикое упрямство, спор с ним в таких ситуациях вызывал в моей душе одно сплошное раздражение, особенно когда себя я считала правой.
– Значит, остаёшься в банде Шумляева? Ну здорово… И мне прикажешь туда вступить? Придумаем себе эмблемы на одежде. Свастику, например, или голый череп со скрещенными костями. Всё лучше, чем дружить с Канарейкой! Почему, кстати, не с Вадькой? Кажется, раньше ты его только так называл.
Виталик шёл, внимательно изучая носки своих ботинок.
– Раньше всё было по-другому.
– Ну конечно! Раньше не было меня и некого было к нему ревновать. Ты до сих пор боишься, что я уйду к Вадиму? Даже сейчас, после того, что между нами было?
– Н-нет…- Виталик поморщился, словно я дёрнула его за какой-то невидимый внутренний нерв.
– Тогда в чём дело?
– Я не могу его простить.
– Вот оно что… Меня можешь, а его – нет? Почему, объясни? – Я требовательно потянула парня за рукав куртки, заставила повернуться ко мне.
– Я не знаю, Ксюш. Не могу объяснить.
– Ну ладно, так чего же ты тогда за него переживаешь так сильно? Если уж считаешь Канарейку виноватым во всех смертных грехах, накажи его, как тебя Шумляев учит! Вымани к забору, пусть твои новоявленные друзья его покалечат!
– Ксюш… - Виталик принял слабую попытку возразить, но я не дала ему такой возможности.
– Чего – Ксюш?! Разве он этого не заслужил? Да его, скотину, убить – и то мало! Чего же ты играешь в благородство? У тебя теперь своя компания, в которой все законы – волчьи! Ты об этом знал, когда в неё вступал, так что теперь будь добр вести себя так же как они!
Виталик потрясённо хлопал глазами:
– Ты… Серьёзно, что ли?
– Дурак! Конечно нет! У тебя, видать, от общения с Шумляевым мозги совсем отрафировались! Ничего не понимаешь, ничего не видишь и не чувствуешь! А Вадим, между прочим, переживает из-за вашей ссоры. Он мне сам об этом говорил, и я, знаешь ли, ему верю. Потому что видела, КАК он тогда выглядел. Я ему сказала: иди и объяснись, попроси прощения, ты же виноват, глупо это отрицать!
– Вадька никогда ни перед кем не извиняется. – Хмуро заметил Виталик, с жадностью выслушав мою пылкую речь. – Даже если виноват.
– И ты, конечно, навстречу тоже не пойдешь?
– Нет, не пойду. – Виталик сказал это так твёрдо и безапелляционно, что я на какой-то миг лишилась дара речи в растерянности, и теперь уже он смотрел на меня решительно.
– Ты извини, Ксюш. Я всё понимаю и мозги у меня не отрафировались. Я с первого класса знаю Вадьку, и он мне очень дорог. Я всегда ему подчинялся, я всё, что угодно мог ему простить. Он всегда был лучшим. Всегда умнее, красивее, смелее, обаятельней, чем я. Я всю жизнь хотел быть таким же, но у меня не получается. Склад характера не тот. Но я не завидую ему. И зла не желаю ни при каких обстоятельствах. Я и сейчас, если понадобится, жизнь за него отдам. Поэтому и общаюсь с Шумляевым. Не дай бог они что-нибудь против Вадьки затеют – я должен об этом знать, чтобы беду предотвратить. Мы слишком долго с ним дружили, чтобы я мог вот так просто всё перечеркнуть. Мне его тоже не хватает. Даже теперь, когда мы с тобой вместе, мне всё равно тяжело. Вот тут, внутри…- Виталик приложил ладонь к груди. – Будто железо горячее постоянно. Но мириться я не пойду. Иначе об меня потом ноги можно будет вытирать.
На это, увы, я ничего не могла возразить. Разве не понятно объяснился со мной Виталик? И разве он был не прав? Тем не менее, стало грустно и обидно. И за Виталика, и за Вадима. Хорошо хоть к последнему снова вернулось уменьшительное имя – уже что-то. Выговорившись, мы какое-то время шли молча. Каждый думал вроде бы о своём, но, по сути – об одном и том же. Я не заметила, как Виталик взял меня за руку, и как мы миновали его дом – опомнилась только когда увидела собственный двор и совсем уже родную детскую площадку перед домом.