Ровесники. Герой асфальта
Шрифт:
Дверь – на ключ
И свинцом – тоска,
Боль в душе,
Словно смерть близка,
Один лишь шаг
Может всё решить,
Теперь ты враг,
Я не знаю как мне жить.
Как дальше жить?...
Вокруг – гробовое безмолвие. В голосе Вадима столько настоящей, неподдельной боли, и ТАКОЕ отчаяние, что все сидят в шоке, не понимая, в чём дело. А я понимаю. Я одна, наверное, понимаю и инстинктивно оборачиваюсь к Виталику. Он, я вижу, находится под сильным впечатлением.
Мне колдун
Предсказал печаль,
Долгий путь
В грозовую даль,
Он словно зверь
Чуял дым беды,
Закрыта дверь,
Ливень смоет все следы –
Так
А дальше происходит совсем невероятная вещь – из глаз Вадима брызжут слёзы! Внезапные, исступлённые, яростные какие-то – он встряхивает головой в неистовом безумии, словно прогоняя дурное наваждение, и тотчас же тоскливое, глухое пение переходит в крик:
Всё, что было –
Свет мой
Чистый и святой!
Всё, что было –
Рок мой
Жадный и слепой!
Всё, что будет –
Крест мой!
Семь кругов пройти мне
В огненной пустыне!..
До меня лишь сейчас доходит, что Вадим слегка пьян. Пил он, конечно, не здесь, а где-нибудь в другом месте, но это не суть важно. Главное, алкоголь, пусть даже в самом незначительном количестве, выплеснул наружу все его мысли и чувства. И напрасно мы думали, что Вадим нас не замечает. Он всё это время не упускал нас с Виталиком из вида, как это я сразу не догадалась? Он ведь сам говорил мне, насколько глубоко и тщательно умеет скрывать свои эмоции. Однако сейчас он переоценил эту свою способность. Или же просто не захотел больше терпеть, поэтому, вопреки праздничному настроению, взял и выбрал именно такую песню. Безусловно, она была о любви. Но Канарейка никогда не переживал трудную любовь, никогда не страдал из-за девушек, а значит он просто НЕ МОГ плакать, исполняя такую грустную песню. Всё объяснялось другим – в эти слова Вадим с самого начала вложил свой смысл, и мало кто мог догадаться, какой именно. А ему и не нужно было, чтобы все догадались. Он знал – тот, для кого он пел, его поймёт. Потому что слишком много у них общего. И линия жизни одна.
Голос твой
Заблудился здесь,
День и ночь
Он звучит во мне,
Я молю
Отпустить меня!
Но за стеклом
Вижу вновь твои глаза.
Твои глаза…
Всё, что было –
Свет мой
Чистый и святой!
Всё, что было –
Рок мой
Жадный и слепой!
Всё, что будет –
Крест мой!
Семь кругов пройти мне
В огненной пустыне…
Заворожённая песней, я боковым зрением видела, как Виталик встал и вышел из комнаты. Надо было пойти за ним, но я не могла пошевелиться. Как не могла и оторваться от волшебного видения. Вадим был бесподобен! Он весь, с головой окунулся в песню, он буквально купался в каждой её строчке. Его лицо – тонкое, нежное, ангельское, дышало страстью, ясные глаза светились, излучая тепло… От его небывалой энергетики мы все впали в транс: никто не двигался, люди, казалось, даже боялись дышать в присутствии этого божественного создания. И все верили ему с полуслова – верили тому, что он произносил, и переживали так же глубоко, как он сам.
Я видел сон,
Как в этот дом
Ты сердце принесла своё,
И боль прошла,
И умер страх в душе.
Но дверь – на ключ,
И страх живуч,
Что проклят я и обречён!
Свинцом – тоска,
Так, словно смерть близка.
Как смерть близка!
Всё, что было –
Свет мой
Чистый и святой!
Всё, что было –
Рок мой
Жадный и слепой!
Всё, что будет –
Крест мой!
Семь кругов пройти мне
В огненной пустыне –
Словно проклят я…
Затихают последние аккорды, и голова Вадима бессильно падает на грудь. Кажется, он выложился весь, до конца, и теперь находится в легком обмороке. Ещё несколько секунд
– Вадик, не плачь! Не плачь, я тебя не брошу!
Общая апатия тут же сменяется весёлым смехом, и все постепенно приходят в себя. И сам Вадим смущённо улыбается, принимая комплименты. Ресницы его все ещё мокрые, но это воспринимается естественно, ведь Канарейка талантливый артист и умеет вживаться в любой образ. Увы, никто из слушателей так и не понял, что сейчас, может быть, впервые в жизни Вадим не играл никакой роли, и эти его слёзы во время песни – настоящий крик души, попытка достучаться до сознания своего друга.
Я нашла Виталика в пустой тёмной кухне. Каменным изваянием стоял он возле окна и смотрел куда-то в невидимое пространство, не моргая и не шевелясь. Обернувшись на звук моих шагов, он даже бровью не повёл. Я подошла и тихо встала рядом.
– Ну что? Доволен теперь?
– Чем доволен?
– Не притворяйся. Можно подумать, что ты ничего не понял.
– Почему? Понял.
– И что?
– А что?
Мне вдруг захотелось его ударить. Вот так схватить за грудки, развернуть к себе и врезать со всего маха по лицу, приводя в чувства.
– Хочешь сказать, что на тебя это никакого впечатления не произвело?
– Не хочу я этого сказать.
– Тогда в чём ещё дело? Иди и помирись с ним.
– Не пойду.
– Почему?!
– А почему бы ему не прийти первому?
– Слушай, хватит, а?! Что вы, в конце концов, как два дурака? Вы мне надоели уже со своей гордостью оба – упёрлись как бараны на одном мосту, лоб в лоб, и ни один не в состоянии с места сдвинуться! Так и бултыхнётесь в воду оба!
– В какую ещё воду? – Устало поинтересовался Виталик.
– Да ни в какую, господи! – Ещё больше взбеленилась я. – Михалкова в детстве надо было читать!
Он молчит, по-прежнему неприступный и неумолимый. И я уже просто не знаю, что мне делать. Хоть бери его за руку и тащи к Канарейке. Или же наоборот? Махнув рукой, я отправилась назад в гостиную. Тут уже царит спокойная, безмятежная атмосфера. Разговоры, шутки, чаепитие… Гитара лежит в углу, возле ёлки… Вадим сидит на диване в обнимку с Катей Богданович. Как ни в чём не бывало… Глаза сухие, смеющиеся, на губах – беззаботная улыбка. И мне уже кажется, что я ошиблась, решив, что Канарейка всерьёз переживает ссору с Виталиком. Может быть мне это померещилось и вовсе не стоило сейчас раздувать из мухи слона? Да и конце концов, что мне, больше всех надо что ли? Чего это я мечусь туда-сюда, пытаясь восстановить худой мир на месте доброй вражды, если они сами ничего не хотят делать?!
Я уже хочу уйти обратно на кухню, но в этот момент Вадим оборачивается и пристально смотрит на меня. Не долго, но я успеваю заметить мелькнувшее в его глазах смущение. Конечно, он-то знает, что я правильно поняла его песню и сейчас стыдится этой своей недавней слабости. Увы… Сделав и без того слишком широкий шаг в сторону Виталика, он тоже вряд ли пойдет мириться первым… Не имеет смысла проводить психологические беседы. Тем более, что рядом с Вадимом удобно устроилась Катя Богданович. Она не даст ему скучать и легко сумеет развеять его печали. Вот уже они снова обнимаются, Канарейка игриво целует Катю в мочку уха, и та, жмурясь от удовольствия, кладёт голову на плечо парня. Нет, всё-таки интересно, почему же именно Катя, а не Маша? Последняя, кстати, нисколько не ревнует – нормально общается с другими ребятами, строит глазки Юрке Борисову. Удивительна природа близнецов! Может, они с детства договорились никогда не делить парней?