Ровесники. Герой асфальта
Шрифт:
– Нюська! Нюська! Слезай! Иди ко мне, Нюсечка! – Доносится со двора отчаянный голосов Иришки, и все остальные вторят ей в унисон, надеясь сманить кошку с дерева.
– Что там такое? – К нам присоединяется Татьяна Евгеньевна, ажиотаж во дворе привлекает и её внимание. – Чего это они там делают?
– Ваша Нюська на берёзу влезла и сидит. – Объясняет ей Виталик, неотрывно глядя в окно.
– Нюська? А чего она вообще на улице делает?! Кто её выпустил?!
– Иришка, наверное, погулять её хотела вывести в честь праздника. – Я вижу, что Воронина впадает в панику, и сама
– Погулять? Она с ума сошла что ли? Кошка домашняя, людей чужих – и тех боится. А тут такая артиллерия грохочет! Ей, часом, шампанского никто не наливал вместо лимонада?
– Кому? Кошке? – Глупо интересуюсь я, однако Воронина меня уже не слышит – бегом мчится в прихожую и там слышится возня. Мне тоже хочется на улицу, и я умоляюще смотрю на Виталика:
– Может, выйдем, а?
Он недовольно хмурится:
– Для чего? Там и так большая группа поддержки собралась. Разберутся как-нибудь без нас.
Мне становится обидно и отчего-то неприятно, но я молчу и продолжаю смотреть в окно. Похоже, кроме меня, Виталика и Машки с Янкой возле мойки в квартире никого не осталось – и хозяева, и гости высыпали во двор. Иришка по-прежнему умоляет Нюську слезть… Татьяна Евгеньевна за что-то резко отчитывает Наташу – наверное, она должна была контролировать действия младшей сестрёнки. А время идёт… Гремят петарды, небо расцвечивается огненным салютом, и Нюська, совершенно одуревшая от всего этого кошмара, казалось, приросла к самой макушке берёзы намертво. Осознав, что слезать она не намерена вплоть до самого утра, Иришка ударяется в слёзы. И вот тут уже никто не в состоянии вынести плач ребёнка.
К берёзе подходит дядя Вова Овсянников. Пробуя силы, взбирается по стволу до нижних веток, пытается подтянуться на руках – и падает. Оно и понятно, ветки у дерева очень непрочные, а выпили взрослые в эту ночь многовато. Овсянников качает головой в ответ на какой-то вопрос Воронина. Тот тоже хочет рискнуть, но все кругом отговаривают.
– Да ну её! – Слышится непривычно раздражённый голос Татьяны Евгеньевны. – Никуда она не денется! Посидит и слезет, когда надоест! А им впредь урок будет – нечего было её на улицу тащить!
И тут начинает орать Нюська. Сначала тихо, неуверенно, а потом всё громче и громче, даже здесь, в квартире до нас доносятся её истошные вопли. Становится ясно – сама Нюська, при всём своём желании, слезть не сможет, а значит до рассвета все мы рискуем сойти с ума.
– Ма-ама-а-а! – Вслед за своей любимицей ревёт во весь голос Иришка. – Я больше не бу-у-уду-у! Снимите её, ей же страшно! Нюся-а, Нюсечка, маленькая моя, хорошая! А-а-а!
– Вот тоже, не было печали. – Досадливо бубнит под нос Виталик. – Хоть пожарную машину вызывай.
Меня уже начинает утомлять эта однообразная сцена, и я хочу отойти от окна. Но вдруг вижу, что к берёзе подходит ещё кто-то. В полутьме с трудом узнаю Вадима. Ну конечно, разве он может остаться в стороне, когда предоставляется такой прекрасный шанс лишний раз пощекотать себе нервы и порисоваться перед такой многолюдной аудиторией! Некоторое время Канарейка стоит в раздумии. Потом неожиданно быстро стягивает с себя дублёнку и кладет её в руки Кате Богданович, оставшись в одной джинсовой рубашке.
– Вот дурак. – Опять по-старчески сварливо шепчет Виталик. – А потом с ангиной на полмесяца свалится как всегда.
– Помолчи. – Я всё-таки теряю терпение. И без того сердце стучит слишком неровно. Вадька тоже сегодня пил. Где и с кем – мы, правда, так и не выяснили. Однако это ничуть не мешает ему ловко, совсем по-кошачьи взобраться по стволу вверх. Два-три движения – и он уже на полпути к успеху. Вот только ветки у него под ногами сухие и слабые…Не дай бог… У меня кровь стынет в жилах…
– Упадёт. – Шепчу теперь уже я. – Упадёт же…
Этого боятся все. Все, кто стоит вокруг, и даже зарёванная Иришка уже, кажется, забыла про Нюську, в страхе наблюдая за другим своим любимцем, решившимся на такую опасную авантюру ради её кошки.
– Вадька! А ну слезай, сейчас же! – Строго кричит Воронина. – Не валяй дурака, ты до туда не достанешь! Она на самой макушке сидит! Слезай, говорю! Разобьёшься!
– Не разобьюсь!
Вадим и правда очень осторожен. Аккуратно переставляя ноги с ветки на ветку, он медленно поднимается всё выше и выше. Ствол всё сужается и сужается, а там, где застряла несчастная Нюська, ветки совсем тонкие, как прутики. Я словно под гипнозом. Мои глаза намертво прикованы к каждому движению Канарейки. Подошвы ботинок скользят… Я вижу, как он то и дело хватается руками за ствол, удерживаясь практически на весу. Номер, достойный цирковой арены. Вот только страховки нет. И неизвестно, чем всё это кончится.
Расстояние сокращается…Осталось совсем немножко…Вадим протягивает руку, молниеносно хватает кошку за шиворот и крепко прижимает её к груди. Теперь главное – спуститься. Как он это сделает, если одна рука занята?!
– Кидай её, дуру! – Кричит Воронин. – Кидай, ничего ей не сделается! А сам слезай! Осторожно только!
– Сейчас!
Только «сейчас» не получается. Спятившая вконец Нюська никак не желает быть грубо сброшенной с высоты. Всеми четырьмя лапами она цепляется за Вадима как утопающий – за спасательный круг, и он, как ни пытается, не может оторвать от себя перепуганное животное. Начинается откровенная борьба… Явно – не в пользу человека… Очередной взрыв петарды – и Нюська яростно виснет у Вадим на шее, царапая её всеми передними когтями… Короткий крик… Треск сучков… Я всё ещё не верю своим глазам…
– ВА-АДЬКА-А-А!!!
Изумлённо оборачиваюсь… Эхо этого вопля ещё, кажется, звенит в воздухе, а Виталика возле меня уже нет. Его как будто сдуло ветром…
Глава 39
Как прекрасна новогодняя ночь!...За несколько часов, кажется, проходит целая жизнь – как в той знаменитой киноистории про баню и Ленинград. Один шаг от любви до ненависти, и рукой подать от холодной войны до теплой дружбы. «Йес, йес, йес!» - хочется мне закричать, на западный манер дёргая сжатым кулаком. Свершилось! Лёд тронулся! У-ау!!! Но это в мыслях. На самом деле, радоваться-то особенно нечему. Вот уже полчаса в гостеприимной квартире Ворониных царит хаос.