Ровесники. Герой асфальта
Шрифт:
Мама, с первого же дня заметив моё состояние, теперь не отставала от меня, требовала объяснений, и я, совершенно неожиданно для самой себя, вдруг рассказала ей всю правду. Терять мне, в конце концов, было уже нечего. Исповедь моя была долгой и красочной. Я описала маме своё знакомство с Вадимом и Виталиком в тот памятный ноябрьский день, каждому из них дала подробную характеристику, а потом переключилась на историю междоусобицы со Звёздным Городком. Здесь имела место несчастная любовь некоего Севы Пономарёва к сестре Вадима – Варваре Канаренко. Здесь была страсть Толяна, похотливая и порочная – к ней же. С глубоким чувством я доказывала
– А Виталик спас меня! – Почти кричала я, задыхаясь от переизбытка эмоций, и мама слушала меня, не перебивая. – Он взял мою вину на себя, когда я окно разбила! За это его родители платили штраф, и отец его за это дома избил! Виталик – самый лучший парень на свете, он за меня жизнь отдаст, не задумываясь!
Во мне действительно пропадал талант профессионального адвоката. Удивительно, где он был раньше, и почему я только теперь решилась амнистировать Виталика в маминых глазах? Ведь вполне могло так случиться, что встреч у нас с ним больше не будет. И, тем не менее, именно сейчас мне больше, чем когда бы то ни было хотелось очистить репутацию Виталика от всей той грязи, в которую он вляпался во имя дружбы и любви.
Я была очень убедительна – кажется, мама мне поверила. По мере того, как я говорила, выражение её лица менялось словно картинки в калейдоскопе. Она не проронила ни слова, однако её мысли и отношение к ситуации я легко могла угадать по глазам – то изумление вспыхивало в них, то растерянность, то откровенный укор. А я была рада тому, что теперь мне нечего скрывать. Я упивалась извергающейся из меня правдой так, будто где-то внутри моего существа лопнул, прорвался, наконец, долго нарывающий гнойный абсцесс. Даже не подозревала я до сих пор, насколько приятно иногда говорить правду. Конец моей повести, правда, дался мне тяжелей, но, взяв себя в руки, я преодолела и этот барьер.
– Я не знаю, что мне делать, мама. Я так запуталась…Я смертельно обидела Виталика, я его предала, и он меня теперь никогда не простит. Как мне быть?
Мама долго молчала – как тогда, забирая меня из милиции. Но теперь я хорошо чувствовала – молчание её не было тяжёлым. Она, казалось, целиком погрузилась в мою проблему и усердно пыталась её решить, поэтому и выглядела такой отрешённой.
– Хочешь, я схожу к Виталику и сама с ним поговорю? – Предложила она, в конце концов, и я, заливаясь слезами благодарности, упала маме на грудь. Никогда, пожалуй, я не любила её так сильно, как в эти минуты!
– Спасибо, мамуля… Не надо… Я сама должна… Я и Вадим… Он обещал помочь…
– Он обещал? И ты веришь этому лицемеру? – Мама очень обиделась на Вадима за разыгранный им маскарад и прощать его, видимо, в ближайшие лет десять не собиралась. Что ж, как говорится: от любви до ненависти один шаг. Я всхлипнула, оттирая ладонью слёзы со щёк:
– Знаешь, верю… Ты ведь ещё не поняла, какой он человек… Конечно, он лицемер в каком-то смысле…Но он… Он удивительный парень, необыкновенный…
Мама нахмурилась, перебивая меня:
– Погоди, у меня такое впечатление, что ты его любишь, а не этого Виталика своего…
Господи, ну каким словами я могла ей всё объяснить?!
– Не-ет, мама!.. Ты ничего не понимаешь! Я Виталика люблю, я с ним хочу быть! Он хороший, он правильный – именно такой, о каком ты мечтаешь! А Вадим, он…Не знаю.. В нем столько всего непонятного намешано… Он всё время разный… То плохой, то хороший…То подлый, то благородный…То жестокий, то великодушный… И я не знаю, как к нему относиться, он меня и притягивает и пугает одновременно… Ну неужели это не ясно?!
Мама слушала мои полоумные вопли и смотрела на меня с состраданием, сокрушённо качая головой. Не удивлюсь, если в это время мысли её занимала конкретная задача – в какую психушку меня поместить.
– Пока что мне ясно одно. – Промолвила она, когда я, обессиленная, наконец умолкла. – Тебе отдохнуть надо. Хорошо поесть и выспаться. Ты ничего не ешь в последнее время, а ночами, как я полагаю, ворочаешься и в подушку плачешь тайком от нас. Молодым девушкам подобные самоистязания не на пользу.
Увы…Мама как всегда оставалась в своей роли. Рассудительная и практичная. Никогда мне не научиться быть такой. Впрочем, как знать? Может, это с возрастом приходит? А я-то считала себя взрослой!... Мама была права: я просто девочка. Маленькая и глупая… И проблемы мои детские. Но почему же тогда из-за них так больно внутри?!
Сказать по правде, я думала, что после моей исповеди мама разозлится на меня и снова запретит гулять. Однако произошло обратное: благодаря чистосердечному признанию я была полностью реабилитирована и выпущена на свободу – мама оценила мою откровенность и решила, что мне вполне можно доверять. Теперь я обходилась без помощи Вадима. Только вот гулять было не с кем.
Глава 28
Полностью поглощённая своими душевными страданиями, я даже не заметила приближение Нового Года, в то время, как всё вокруг меня словно ожило в радостном предчувствии праздника. Подходила к концу вторая четверть – это означало, что учиться оставалось не так уж долго, ещё половину учебного года, а там – непременные экзамены и летние каникулы! Каждый из нас, наверное, в мыслях торопил время, считая недели и месяцы, с нетерпением ожидая наступления весны, дни которой, как известно, пролетают быстрее зимних.
Пока же повсюду правила зима – настоящая, шикарная царица, укутавшая свои владения белым, пушистым снегом как огромной песцовой шубой. И как-то незаметно преобразился наш невзрачный посёлок. Как будто взяли с улицы грязного бомжа, вымыли дочиста в бане и обрядили в дорогую одежду. И вот уже не нищий оборванец перед вами, а блистающий во всей красе джентльмен, на которого смотреть бы – не насмотреться.
В эти дни я ходила по улицам с широко распахнутыми глазами и неустанно любовалась окружающей меня сказкой. Именно сказочными выглядели берёзы, закутанные снегом и белым инеем, серебром сверкающим на солнце. За бетонными плитами забора, где, как мне объяснили, находилась какая-то воинская часть, виднелся хвойный лес. Обсыпанные снегом сосны и ели представляли из себя волшебное зрелище. Смотреть хотелось до бесконечности, пока глаза не начинали болеть от нестерпимого блеска – натурального, живого, созданного самой природой на радость людям. И уже не казались такими мрачными как прежде серые, одинаковые дома. Они тоже словно ожили на этом великолепном празднике зимы, кружась в одном, общем хороводе с землёй и деревьями.