Ровно в полночь
Шрифт:
Она уставилась на меня, широко раскрыв невинные глаза.
– Подруге... Я думала...
Я подобрал трубку, но собеседник уже отключился. Тогда я с треском бросил трубку на рычаг.
– Я запретил пользоваться телефоном. Морис вам об этом напомнил. Будем считать это недоразумением. Так кому вы звонили?
– Подруге, – она вздернула подбородок с типичной миной старшеклассницы: она не собиралась выдавать, кто подложил лягушек в постель учительницы латыни.
– Ладно, – махнул я рукой. – Но если вы нас предаете, не забудьте, какими методами пользуется ваши друзья: у вас те же шансы получить пулю, что у любого из нас. Даже больше, если меня не пристрелят первым. Харви у стены напрягся.
– О чем, черт возьми, разговор?
Я повернулся к нему, сытый по горло его пьянством и склонностью размахивать револьвером. Как бы мне не пришлось сломать ему запястье, прежде чем он успеет поднять руку...
Жинетт сказала:
– Отдайте Луи револьвер, или я вас убью.
Мы вскинули на нее глаза. Она стояла в тени, плотно прижавшись к стене и держа "маузер" обеими руками перед собой.
– Поставлен на стрельбу очередями, мистер Лоуэлл, – добавила она.
– Вы не выстрелите, – протянул
Харви, внимательно ее разглядывая: то, как она держала "маузер", доказывало: ей известно, что у нее в руках.
Жинетт презрительно бросила:
– Что же, рискните...
Лоуэлл глубоко вздохнул. Наемник-профессионал никогда не верит, что его могут побить, но сразу поймет, если это случилось. Учитывая отдачу, она опустила ствол. И если бы ей вздумалось спустить курок, он тут же был бы выпотрошен, как рыба на сковородке.
Он швырнул мне револьвер. Жинетт сказала:
– Благодарю. Пожалуйста, не забывайте, что исключительное право на стрельбу в этом доме имею я. Куда попала пуля, Морис?
Тот показал на стену возле телефона.
Жинетт протянула мне "маузер". Я покачал головой.
– Все кончено. Ему пора в постель.
Харви отсутствующим взглядом уставился на нас.
– Я с вами и без револьвера справился бы, – буркнул он.
Я пожал плечами.
– Может быть. Нас обоих учили рукопашной. Это ничего бы не доказало.
Он кивнул и зашагал по лестнице.
Я шепнул мисс Джермен:
– Принесите его бутылку.
– Может быть, ему хватит? – тем же тоном старшеклассницы спросила она.
Я устало покачал головой.
– Что нам с вами кажется, значения не имеет. Принесите бутылку.
Поднимаясь за Харви по лестнице, на верхней площадке я увидел Мэгенхерда. Харви, словно его не замечая, протиснулся мимо. И у того холодный взгляд тут же сменился на негодующий и подозрительный. Потом он повернулся ко мне и хотел что-то сказать, но я, не обращая на него внимания, прошел за Харви.
В своей комнате Харви откинул с кровати шелковое покрывало и рухнул на нее ничком. Потом с трудом перевернулся на спину.
– Кажется, я устал? – удивленно заметил он.
В комнату вошла мисс Джермен со стаканом и бутылкой виски. Я взял бутылку. Судя по всему, он неплохо с ней поработал.
Она спросила:
– Что вы собираетесь делать?
– Привести его в чувство.
Я протянул стакан Харви. Она уставилась на него, затем на меня.
– Вам на него наплевать, да?
– Кому вы звонили?
Девушка вспылила:
– В один прекрасный день вы, может быть, узнаете!
Дверь за моей спиной захлопнулась.
Харви отсалютовал мне стаканом и залпом осушил его.
– Вы думаете, что она нас предала?
– Ну, кто-то это сделал.
– Надеюсь, все же не она, – задумчиво протянул он. – Она мне нравится.
– Еще? – спросил я.
– Наверное, – он пожал плечами.
Я шагнул к столику, на котором стояла бутылка. Харви спросил:
– А в награду за примерное поведение мой револьвер мне не положен?
– Простите, я забыл. – Я рассчитывал, что Харви о нем вспомнит. Взяв револьвер, я вынул барабан, извлек стреляную гильзу. – Еще патроны есть?
– В пиджаке.
Пиджак висел на кресле. Повернувшись к Лоуэллу спиной, я пошарил в карманах и извлек патрон и баночку с таблетками – как я надеялся, снотворного. Вставил патрон в барабан, крутанул его и бросил револьвер на кровать.
Пока он разглядывал револьвер, как это сделал бы любой профессионал, чье оружие побывало в чужих руках, на дне стакана уже лежали три таблетки. Я не знал, какая нужна доза, но отдавал себе отчет, что спиртное со снотворным мешать не стоит. И все же в этом было меньше риска, чем позволить ему выпить всю бутылку.
Налив виски, я принялся искать стакан себе, выгадывая время, чтобы таблетки растворились. Сквозь цветное стекло перемены цвета он не заметит, а вкус выпивки уже полностью притупился.
Налив себе, я протянул ему стакан.
– Хорошая работа, профессор. Хотите знать, что хуже всего? Когда теряешь вкус выпивки. Просто перестаешь чувствовать. – Он сделал глоток и посмотрел стакан на свет. – Одни воспоминания о заведении в Париже, где знают, как приготовить настоящий мартини. Сразу после полудня, пока посетителей мало и есть время сделать все как следует. Там это любят. И любят людей, которые в состоянии оценить высший класс, поэтому для них готовят все как надо, медленно и тщательно, и так же нужно пить. За это уважают. Не потому, что рассчитывают на новый заказ, вовсе нет. Просто порой приятно обслужить человека, который может оценить и воздать должное их мастерству. Бармены – тот еще народ...
Харви хлебнул еще, по прежнему глядя в потолок. Говорил он тихо и медленно, обращаясь не ко мне и даже не к себе, а к двери.
– Мартини должен быть достаточно холодным, чтобы запотел стакан, – продолжал он, – но не переохлажденным. В замороженном виде все что угодно может сойти за деликатес... Господи, как я устал!
Он протянул руку, чтобы поставить стакан, но промахнулся и уронил его на ковер, выплеснув последние капли. Веки его слипались.
Я поднял стакан на стол, осторожно отошел к двери и уже повернул ручку, когда вдруг услышал: