Рояль под елкой
Шрифт:
Тамира, мирно рыдавшая на диване, вдруг вскочила, подняла с пола пустую коньячную бутылку и ударила ею Кабанова по голове.
Теперь парад планет наблюдал Кабанов. Он опустился на пол и тупо уставился в пространство.
— Лихо! — восхитился Дымов. — Вы смелая!
— Это вы смелый! — улыбнулась Тамира. — Не побоялись за меня заступиться! А ведь у вас руки, их надо беречь!
— К черту руки. Если бы струсил — себя бы не уважал, — честно признался
— Не знаю.
Тамира подняла с пола искалеченную картину.
— Неужели нельзя исправить?
Девушка горестно покачала головой.
— Не огорчайтесь! — попросил Дымов. — Хотите… Я у вас куплю эту картину?
— Зачем?
— На память. Повешу на стену, буду вас вспоминать.
— Я вам так подарю. Или нарисую для вас новую.
Улыбаясь, они смотрели друг на друга.
Раздался стон Кабанова. Кажется, он начал приходить в себя. Дымов на всякий случай загородил собой Тамиру.
— Ну и стерва же ты, Тома! — беззлобно и даже с восхищением прохрипел Кабанов.
Он приподнялся и сел на диван. Виновато поглядел на разорванную картину. Сокрушенно покачал разбитой головой:
— Вот ведь, довела меня черт знает до чего!
— Кабанов, я тебе этого кота никогда не прощу! — пообещала Тамира.
— Ладно, Тамарка, извини! — миролюбиво сказал Кабанов. — Погорячился, был не прав! Хочешь, я у тебя куплю этого кота?
— Фиг тебе! — отрезала Тамира. — Никогда! Ни за какие деньги!
— Ну, заплачу за моральный ущерб, так сказать?
— Конечно, заплатишь! — усмехнулась Тамира. — Но не деньгами! Кстати, извинись перед человеком!
— Я перед ним еще извиняться должен? Между прочим, это он мне по морде своими музыкальными граблями съездил!
— Извинись!
— Ладно, — скривился Кабанов. — Ты это, пианист… не бери в голову. Понимаешь, она кого хочешь доведет. Баба такая, с вывертом! Устал я от ее капризов! Иногда, кажется, так бы и прибил! Но почему-то терплю! А скажи, пианист, Тамарка красивая?
— Очень красивая, — кивнул Дымов.
— То-то! Я привык к тому, что у меня все лучшее! Машина, женщины! А про эту, знаешь, как получилось? — Кабанова неожиданно потянуло на откровенность. — Ехал я, значит, как-то на машине вдоль набережной. Смотрю, стоит на мосту девица, эффектно так стоит. Платье желтое, волосы рыжие по ветру развеваются… Красивая, ну да не в этом дело, у меня и получше были, но есть в ней что-то такое, необычное…
— Есть, — согласился Дымов.
— Короче, подрулил к ней. Отвез в ресторан, поужинали. А она мне историю рассказала, мол, хахаль ее в карты проиграл и идти ей теперь некуда. Вот я и решил помочь девушке. А потом, веришь, нет, так к этой суке привязался! Баловать стал! Деньги на нее тратить немерено — еда, шмотки, квартиру ей снял вот эту, за очень приличные бабки!
— Мою квартиру! — ввернул Дымов.
— Все у нее есть, живи и радуйся! А ей, дуре, все чего-то не хватает! А чего, понять не могу.
Тамира молча слушала откровения любовника, но тут вступила в разговор, обратившись к Дымову:
— Скажите, а вот вы, например, понимаете, что мне нужно?
Дымов усмехнулся (необычная девушка, она, кажется, и сама себя не понимает) и промолчал.
— Баб вообще не поймешь! — убежденно сказал Кабанов. — Что там у них в башке — одному черту известно! А у этой особенно! Но веришь, пианист, мне ни с кем не было, как с ней! Я даже привык к ее причудам! А самое странное, знаешь что?
Дымов пожал плечами, нет, мол, не знаю, ни что в этой девушке «самое странное», ни почему ее любовника вдруг пробило на откровенность. Не иначе у него в голове после удара бутылкой что-то сместилось…
— А самое странное то, что ей как будто на самом деле деньги не очень нужны… Ну, то есть ей от моих бабок не плохо, конечно, — шмотки, то-се, но дело не в них… Я это не сразу понял, а когда понял — сильно удивился… Понимаешь, она такая дура, что ежели влюбится, то и за нищего пойдет! И когда я это узнал, то еще больше к ней привык!
— Кажется, это называется любовью! — усмехнулся Дымов.
— Да? — удивился Кабанов. — Ну не знаю. Любовь-морковь, сентиментальщина… Это все не для меня.
— Конечно, не для тебя! — фыркнула Тамира. — А вот скажите, Дымов, вы лично в любовь верите?
— Что-то я не пойму, — нахмурился Кабанов. — Чего это ты у пианиста все время его мнение спрашиваешь? Ты что, Томка, к нему клеишься, что ли?
— А тебе-то что?
— У него, между прочим, жена есть!
— У тебя тоже есть! — отрезала Тамира.
— Брось, Томка, ты же знаешь, что с женой так… Привычка! Слышь, пианист, а чего твоя жена не едет?
Дымов взглянул на часы. Ирина и впрямь не торопится. Однако это уже ни в какие ворота!
Мужчины молчали. Тамира курила. Странные какие-то мысли блуждали в ее голове. Что-то ее вдруг потянуло на размышления о любви.
Кстати, Тамирина женская история началась с довольно забавного случая.