Рояль под елкой
Шрифт:
Наверное, совсем разругаются, вздохнула Ева. Зачем, все-таки 31 декабря, потом сама, дура, будет жалеть… Пойти, что ли, заглянуть к ней в комнату, сделать большие глаза или хоть по голове постучать, дескать, опомнись, дочь, зачем на людей кидаешься… Может статься, послушает.
Ева отправилась в комнату дочери. Правда уже на пороге оказалась буквально срезана услышанным.
— Отцепись от меня, нудный мужчина! — проорала Лера в трубку, закончив свою тираду совсем уж нецензурными словами, чем очень шокировала Еву. После этого Лера бросила трубку
— Вы что, поругались с Мариком? — осторожно спросила Ева.
Дочь только кивнула в ответ.
— Зачем?
— Затем, что просила тебя, как человека: скажи, что меня нет дома!
Ева пожала плечами.
— Да, отказалась врать, я вообще не люблю врать, и, пожалуйста, никогда не проси меня об этом!
— Как вы достали с вашей патологической честностью! — ухмыльнулась Лера.
Да, ей не хотелось никого слышать, настроение не то, имеет право! Марик десять раз позвонил на мобильный! И ни на один вызов она не ответила. Потом вообще отключила телефон: «вне зоны доступа», достали все, пошли на…
Тогда этот придурок начал звонить на городской номер. А мать бросается к телефону, как подорванная. Небось звонка от отца ждет. Как узнала, что он сегодня приезжает, прямо с цепи сорвалась. Может, думает, он к ним придет встречать Новый год? Наивная!
Ева схватила трубку, там, конечно, ни какой не папочка, а Марик. И она честно сдала Леру: «Да, Марик, и тебя с наступающим, Лерочка дома, передаю ей трубку».
И чего после этого удивляться, что Лера высказала Марику все, что думает: «Оставь меня в покое! А ты не понимаешь почему? Я не люблю тебя, Марик. Не люблю. Нет, я не буду встречать Новый год с тобой. Да, передумала. Нет, не может быть. Не надо звонить. И выяснять ничего не надо. Никаких отношений. Ну все, сил больше нет… Отцепись от меня, нудный мужчина!»
А-ха-ха-ха!!! Может, хоть теперь поймет и оставит ее в покое?
Что такое, мама, ты шокирована? Ага, шокирована, глаза какие-то испуганные, и вид виноватый, сейчас затянет волынку…
— Тоже мне, Эллочка-людоедка! Господи, Лера, ну откуда в тебе это? Вроде приличный словарный запас, знаешь много стихов — и вдруг подобное убожество…
— Мать, любого человека можно достать, понимаешь? И вот он меня уже довел! Просто пипец, как довел!
Ева сморщилась. Лично ее довели словечки дочери. Пипец, капец — излюбленные выражения. Неужели они все в этом возрасте такие? Мало того, что дымит, как паровоз, да еще невозможный мат, изредка разбавляемый какой-нибудь убогой нормативной лексикой.
— Лера, довольно странно слышать эти бесчисленные «ецы» из уст профессорской внучки и дочери музыканта с мировым именем!
— Дети за родителей не отвечают! — язвительно отрезала Лера.
— Напрасно ты так с Мариком. Он искрен с тобой!
Лера почувствовала, что снова закипает. Господи, неужели так сложно понять, что ей не нужна его искренность! Ей просто нужно, чтобы ее оставили в покое. Она что, хочет слишком многого?
— Лера, у тебя что-нибудь случилось?
Ева попыталась зайти задать вопрос, вывести на откровенность, вот только прием давно не срабатывал. В последнее время Лера словно замкнулась в себе и пресекала любые попытки матери «поговорить по душам». Восемнадцать лет, вроде переходный возраст далеко позади, а у нее с дочерью сейчас больше проблем, чем когда та была подростком. И совершенно непонятно, как пробить эту броню.
— А Новый год где решила встречать?
Лера пожала плечами, мол, еще не знаю.
Снова зазвонил телефон.
— Не бери трубку! — процедила Лера.
Но Ева потянулась к аппарату.
И тогда Лера вдруг схватила телефон и яростно оборвала шнур.
Ева охнула, как от физической боли.
— Что ты, зачем?
— А ты думаешь, что я не знаю, не вижу, не понимаю?! Ты ждешь его звонка! Думаешь, он позвонит? Зря надеешься! Да он про нас думать забыл!
И покатился ком горячих и несправедливых фраз. Этот ком сбил Еву с ног — она рухнула, как подкошенная, и разревелась. Но перед этим успела дать дочери пощечину. Искренне. Наотмашь.
— Заткнись!
И Лера заткнулась.
Ева вышла из комнаты. Поставила чайник. Потом долго смотрела в окно на то, как падает снег.
Наверное, дочь права. Не позвонит. Хотя мог бы. Все-таки дочь, все-таки семь лет не виделись, все-таки Новый год…
Выкурила три сигареты и решила помириться с Лерой.
…Дочь лежала на диване и курила. Перед ней стояла пепельница, заполненная окурками.
— Между прочим, Минздрав предупреждает! Представь себе, курить вредно! Докуришься до желтых зубов и скверной кожи! И, в конце концов, от тебя воняет табаком, дорогуша!
— Мать, — снисходительно усмехнулась Лера, — тебе никогда не приходило в голову, что научить чему-то можно, лишь подкрепив это личным примером?
— Ты о чем?
— О том, что, сколько тебя помню — ты сама дымишь, как паровоз, и при этом пытаешься говорить мне о вреде курения. Ну и почему я должна тебя слушать?
Ева даже растерялась. А в самом деле, что тут скажешь? Она загрустила: получается, что многие разумные и правильные вещи, которые она пыталась привить дочери, не были той приняты на веру, потому что сама Ева поступала ровно наоборот. Вот ведь гады какие, эти дети: мотают на ус, подглядывают, все понимают, потом раз — и посылают тебя с твоими нравоучениями куда подальше, дескать, сами-то вы, папаша-мамаша, хороши!
— Как я понимаю, ты не будешь встречать Новый год с Мариком?
— Правильно понимаешь. Не буду!
— Не любишь его?
Ева ждала, вдруг ответит по-человечески? Нет, напрасно надеялась.
Последовало односложное:
— Не люблю.
— Но и со мной на Новый год не останешься? Может, осчастливишь?
— Мам, у нас там компания намечается. Из наших, институтских…
— Ясно.
Ну ладно, значит, опять одна. Спать, что ли, лечь? И никаких концертов и шампанского.