Роза и лилия
Шрифт:
– Если жизнь кажется вам слишком долгой, – сказала она, вспоминая негодяев, зарезавших ее родителей и похитивших Дени, – я охотно вам помогу.
Лезвие сверкнуло на солнце. Бродяги решили, что овчинка не стоит выделки, и пошли своей дорогой. Собственная смелость придала Жанне бодрости, которая совсем было покинула ее из-за тягот пути и пережитых горестей.
На десятый день людей на пути стало встречаться все больше и больше, и Жанна догадалась, что цель ее путешествия близится. Вдоль дороги простирались болота, среди которых там и сям возвышались холмы. Потом пошли леса, названия которых ей ничего не говорили: Булонь, Шавиль, Медон… Ее обогнал отряд из пятнадцати широко
– Куда ведет эта дорога? – спросила Жанна.
– В Париж!
Потом сзади послышался скрип колес крытой повозки, и Жанне снова пришлось уступить дорогу. Она уже стала различать первые дома предместий, потом послышался и звон колоколов – уж не с собора ли Парижской Богоматери? Громкое хрюканье заставило ее обернуться: так и есть, огромное стадо свиней. Какой же широкой оказалась Сена! Жанна знала, что идет правильно, но город лежал по другую сторону реки. Наконец ей попались огородники, тащившие тележки, полные овощей.
– Как перейти реку? – спросила Жанна.
– Иди вдоль берега. Пройдешь остров Лувье, потом Сен-Луи, а там увидишь мосты у острова Сите.
В окружении повозок, мулов и нагруженных клетками с птицей тележек Жанна добралась до Деревянной башни.
– Я иду в аббатство, – решительно заявила она стоявшему у входа стражнику, ибо знала, что товары для Церкви не облагались пошлиной. Все остальные вокруг давали стражнику по монетке.
– В какое аббатство? – спросил стражник, смерив взглядом деревенского парня.
– Сен-Жермен, – ответила Жанна уверенно. Она слышала об этом месте в дороге.
Солдат как будто удивился, но Жанна не знала ни отчего он так на нее смотрит, ни какой дорогой идти к этому самому аббатству. В конце концов стражник пропустил ее, и это было главное. Она даже не сообразила придумать название деревни, из которой будто бы несла церковную десятину.
Вокруг там и сям были разбросаны дома, отделенные друг от друга лугами и огородами. Берег напротив был совсем пуст. Жанна шла вдоль тенистого и заросшего травой берега. В этом городе оказалось не так-то легко разыскать пустой сарай. Наконец ее глазам открылся мост, упершийся в воду каменными арками и застроенный какими-то лавками. Это был знаменитый мост Менял, но в ту пору Жанна еще ничего о нем не знала. Проход между возвышавшимися вдоль моста строениями был совсем узенький, а толчея такая, что Жанна отчаялась добраться до другого берега. Движение шло в обе стороны, так что встречные потоки людей и животных далеко не всегда могли разойтись. Донки с двумя навьюченными на него корзинами временами полностью перегораживал путь, люди отчаянно ругались, и Жанна не один раз услышала проклятья в адрес «этой деревенщины с ее ослом». Девушка жадно вслушивалась в разговоры прохожих, пытаясь узнать как можно больше о том мире, в котором она очутилась. Говор вокруг был ей непривычен: все парижане тараторили так быстро, что понять их ей удавалось не всегда. Наконец Жанна продралась сквозь толпу на мосту и очутилась, как ей показалось, на острове. Это действительно был остров Сите, о котором ей рассказывали. Неужели она и вправду в Париже?
Ну как же: вдалеке высились башни собора Парижской Богоматери. Даже в Ла-Кудрэ, где никто толком ничего не знал, говаривали: Париж – это Парижская Богоматерь. Завороженная красотой собора, Жанна забыла и думать о поисках крова. Она шла вперед, словно повинуясь зову самой Пресвятой Девы. Не думая ни о чем и отдавшись движению толпы, Жанна не заметила, как очутилась на паперти храма. Она подняла глаза. Перед ней возвышалось величественное розово-серое чудо гармонии и слаженности.
В который уже раз она вспомнила своих родителей. И Дени. Как бы ей хотелось, чтобы он смог увидеть все это! Она поискала в памяти молитву, подобающую такой красоте, но поняла, что само ее созерцание сродни молитве.
Между тем время шло, и следовало подумать о том, где провести ночь. Жанна вернулась назад и обнаружила мост Сен-Мишель, оказавшийся продолжением первого. Она решила, что раз уж случай подсказал ей название Сен-Жермен, отчего бы и вправду не отправиться в это аббатство? Нет ничего могущественней церкви, у нее и надо просить убежища.
По пути Жанне попался фонтан, и она, вспомнив о лежавшем в ее корзине куске масла, достала его и смочила водой льняную тряпицу, в которую он был завернут.
Какая-то матрона подсказала девушке, как дойти до аббатства, и тут-то Жанна поняла, отчего так удивился стражник: оно располагалось за стенами города. Узнала она и его полное название – Сен-Жермен-де-Пре. Жанна прошла сквозь ворота Сен-Мишель и очутилась на дороге, ведущей к аббатству. Она пошла по ней с терпением и упорством истинно бесхитростной души.
Вдруг она заметила в стороне от дороги нечто заставившее ее прищуриться и подумать, уж не обманывает ли ее зрение. Это было сооружение высотой в добрых пятнадцать туазов, [8] вокруг которого кружили стаи ворон и ястребов, яростно переругивавшихся и отчаянно хлопавших крыльями. На самом верху ветер мирно раскачивал семь обрубков человеческих тел и развевал на головах клочья волос.
Жанна вскрикнула, но не в силах была отвести взгляд. У большинства висельников – ибо это было не что иное, как виселица, – не хватало разных частей тела. У кого руки, у кого стопы или всей ноги до бедра. Черепа их были раздроблены птичьими клювами, а мозги выедены жадными до свежатины стервятниками. Глаза всех бедняг тоже стали добычей птиц.
8
Туаз – старинная французская мера длины, около двух метров.
Внизу, у основания постройки, Жанна услышала какое-то копошение. Лисы, конечно, а может быть, волки. Несколько тел уже сорвались с веревок зверью на поживу. В вышине болтались пустые петли.
Жанне случалось видеть мертвецов, но ни разу таких, как эти: мертвых, отвергнутых не только живыми, но и своими собратьями.
Отвернувшись, Жанна ускорила шаг. Цель близка. Она уже шла вдоль высокой стены, за которой виднелась листва деревьев. Вот наконец и окошечко в массивных закрытых воротах. За ним она различила монаха, уткнувшегося в маленькую пухлую книгу. Губы его слегка шевелились. Он заметил ее и поднял глаза:
– Что я могу для тебя сделать?
Жанна не нашлась что ответить. Как объяснить, что ей нужна помощь, чья-то поддержка, кров? Она пришла сюда, потому что знала, что клирики имеют власть и опыт. Милосердие – это ведь их долг. Она открыла рот, но не смогла выдавить из себя ни слова.
Бенедиктинец склонился к Жанне и заметил ее осла. Он, должно быть, решил, что пришелец глуховат, ибо снова задал свой вопрос, повысив голос. На этот раз он прибавил «мой мальчик». Ну вот, опять та же путаница!