Роза и лилия

Мессадье Жеральд

– У крестьян это просто удобное платье, такое носят мужчины и женщины, – объяснила ей Жанна.

Мастерица показала ей женский наряд, висевший тут же на вешалке. Под короткой рубахой тонкого полотна виднелась сорочка, служившая нижним бельем и домашним платьем. Поверх них было платье, спускавшееся до самых щиколоток. У него были короткие рукава и широко вырезанный корсаж на шнуровке. Жанна не захотела выставлять напоказ свою грудь и выбрала другой фасон с полукруглым вырезом, из-под которого виднелся ворот рубахи. Широкий пояс

прямо под грудью показался ей слишком пестрым. Рукава были сшиты на итальянский манер, то есть посередине были перехвачены тесьмой. На взгляд Жанны, они были слишком широки.

– Я работаю, – объяснила она, – и хочу чего-нибудь попроще. Мне подошли бы широкие рукава, крепко стянутые на запястье.

– С отворотами? – спросила мастерица.

– Давайте, – ответила Жанна.

Отвороты всегда пригодятся, когда рукава протрутся.

– Желаете вышивку?

– Где?

– На корсаже и по нижнему краю.

– Ну ладно, только не очень яркую.

– Из какой ткани шить и какого цвета?

На вкус самой портнихи неплохо было бы сшить корсаж из алого шелка, а юбку из рыжего бархата. При одной этой мысли Жанну охватил ужас.

– Шейте из сукна и, пожалуйста, одного цвета. Незаметного.

– Что это вы хотите сказать?

– Ну, самого неброского.

Мастерица уставилась на девушку:

– Отчего это такая милашка, как вы, хочет быть незаметной?

– Яркую птичку со сладким голоском первой и ловят, – ответила Жанна. – Я бы хотела одеваться как воробей, – добавила она с улыбкой.

– Гляди-ка, вы вовсе не похожи на наших прелестниц, которые только и думают о том, как бы привлечь внимание кавалеров своими нарядами. Мадемуазель Пэрриш, хотите знать мое мнение?

Жанна молчала.

– С вашими золотистыми волосами, свежим цветом лица, горделивой осанкой, стройной фигурой и уверенной статью вы вовсе не рождены быть воробушком. Вы не желаете кокетничать, но оттого только более привлекательны.

Да уж, четверо мужчин за пять недель, подумала Жанна, портнихе не откажешь в проницательности. Женщина предложила на выбор два цвета: коричневый, потакая вкусам Жанны, и темно-голубой.

– Вы, конечно, выберете коричневый, но я вам советую голубой, – сказала она с материнской настойчивостью.

– Отчего? – спросила Жанна.

– Он больше идет к вашим волосам.

Вот уж посмеялась бы бедная Жозефина Пэрриш над всеми этими тонкостями! А Дени! Господи, где он сейчас?

– А накидка? – спросила портниха, критическим взглядом окидывая ее грубый шерстяной плащ с капюшоном какого-то непонятного бурого цвета.

– А эта что, не годится?

– Правду сказать, мадемуазель, она к лицу только бродяге.

Жанна засмеялась:

– А что бы вы предложили?

– Шерстяную накидку с отделкой из меха.

– Из меха!

– Да, из меха серого кролика.

– Ну пускай, лишь бы был капюшон.

– И еще вам нужен чепец. Вы что, собираетесь к мессе с непокрытой головой?

К

мессе! Жанна вспомнила, что не была в церкви после кончины отца Годфруа. Этот сельский священник был единственным связующим звеном между нею и небом. Ни Дом Лукас, ни матушка Елизавета не смогли заменить его. Теперь, когда она была королевской пирожницей, придется ходить в храм, иначе прослывешь еретичкой, язычницей или еврейкой, да так и кончишь жизнь на костре, как та, другая, Жанна.

Портниха советовала ей изменить прическу, уверяя, что одна ее приятельница с помощью заколок и гребней творит чудеса. Жанна заартачилась: все это было ей совсем ни к чему. Она оставит волосы гладкими, ну, может, даст отрасти подлиннее.

– Мне нужна только вуаль, – сказала она.

– Отделать ее синей каймой?

– Если вы хотите.

Все это было донельзя скучно. Жанна ничуть не переменилась. Отказавшись от мальчишеской внешности, она осталась мальчишкой по характеру. Она вдруг затосковала по Ла-Кудрэ, где никто не обращал внимания на ее одежду и не приходилось всякий час думать о том, как на тебя посмотрят другие.

Оставалось решить вопрос со штанами и туфлями. Портниха сняла с нее мерку для подушечек, которые по моде подшивались под платье на животе и заду, – он у Жанны, по правде сказать, был тоже мальчишеский.

Они сошлись на сорока пяти ливрах за все, из которых пятнадцать портниха взяла вперед, обещав управиться дней за десять. Надо было срочно приниматься за пирожки, иначе, подумала Жанна, она кончит свои дни на охапке соломы.

14

Тень лилии

Наконец, в первый понедельник июля Жанна, одетая теперь как настоящая горожанка, окончательно водворилась в своем новом жилище и лавке. Донки освоился в новой конюшне. Доску, которую она раньше водружала на козлы, Жанна пристроила на одном из подоконников первого этажа и теперь могла продавать пирожки, не выходя из лавки. Гийоме остался у нее помощником на все руки; он гордился своим ремеслом, был неутомимым и верным, что редко встречается у городских мальчишек, любящих только озорничать, едва отвернутся родители.

Жанна познакомилась со своими соседями. Одну из квартир на ее этаже занимала пожилая чета суконщиков, а в другой жил их старший сын, который собирался продолжить дело отца. Они были на редкость любезны с Жанной, и вскоре она поняла почему, между собой они называли ее «королевская пирожница». Ясное дело, они уже видят во мне будущую Агнессу Сорель, с улыбкой говорила себе Жанна. Как-то раз они объяснили Жанне назначение маленького помещения между комнатами:

– Это для дров и горшка.

Горшок. Ну, конечно! Она не раз встречала по утрам людей на лестнице, несущих горшок, а то и два-три, поставленные друг на друга. Обычно их опорожняли в ручей. Но ведь надо же было где-то держать горшок, если он наполнялся днем…