Роза и тис
Шрифт:
– Хитрая? Изабелла?!
– Разве хитрость – не самый первый и самый легкий способ самообороны? Разве она не присуща самым примитивным созданиям – заяц зарывается в снег, куропатка перепархивает через вереск, чтобы отвлечь вас от своего гнезда? Конечно, Хью, хитрость – основное... единственное оружие, к которому мы прибегаем, когда совершенно беззащитны и приперты к стене.
Она встала и направилась к двери. Роберт давно ускользнул из комнаты и отправился спать. Уже взявшись за дверную ручку, Тереза вдруг опять повернулась ко мне:
– По-моему,
Тебе они больше не нужны, – сказала она.
– Тереза! – закричал я. – Ты знала?
– Конечно.
– Но тогда... – Я запнулся. – Почему ты сказала, что они мне больше не нужны?
– Гм, а как ты считаешь? Нужны?
– Нет, ты права, – медленно ответил я. – Не нужны.
Завтра же я их выброшу.
– Я очень рада, Хью! Я часто боялась...
– Почему же ты не попыталась их отобрать? – спросил я, глядя на нее с нескрываемым любопытством.
Тереза ответила не сразу:
– Тебе с ними было спокойнее, не правда ли? Ты чувствовал себя увереннее, зная, что у тебя всегда есть выход.
– Да. Для меня это имело очень большое значение.
– В таком случае почему ты спрашиваешь? Ты же не настолько глуп, чтобы задавать подобный вопрос.
Я засмеялся.
– Ты права, Тереза! Завтра они будут в канализационной трубе. Обещаю!
– Значит, ты наконец возвращаешься к жизни... Ты снова хочешь жить.
– Да. Пожалуй, так! – сказал я, сам удивляясь своим словам. – Не могу понять почему, но это так. – Мне в самом деле захотелось проснуться завтра утром.
– У тебя появился интерес. Любопытно, в чем причина этого интереса? Жизнь в Сент-Лу? Изабелла Чартерис? Или Джон Гэбриэл?
– Уж конечно не Джон Гэбриэл! – воскликнул я.
– Я в этом не уверена. Что-то есть в этом человеке.
– Похоже, изрядная доля сексапильности! Мне не нравятся люди такого типа. И я не переношу откровенных приспособленцев. Да он и бабушку родную продаст, если ему будет выгодно!
– Меня бы это не удивило.
– Ему нельзя верить ни на йоту!
– Да, уж он не из тех, кто вызывает доверие.
– Гэбриэл – хвастун! – продолжал я. – Он открыто занимается саморекламой и использует для этого других.
Неужели ты серьезно думаешь, что этот человек способен хоть на один бескорыстный поступок?!
– Такое может случиться, – задумчиво произнесла Тереза, – но подобный поступок его и погубит.
Через несколько дней мне вспомнилось это замечание Терезы.
Глава 13
Следующим волнующим событием местного масштаба было праздничное мероприятие, организованное «Женским институтом».
Оно должно было проводиться, как и все подобные мероприятия, в Длинном Амбаре Полнорт-хауса. Как я понял, Длинный Амбар был достопримечательностью Сент-Лу. Энтузиасты и любители старины буквально пожирали его глазами; его измеряли, фотографировали; о нем писали. В Сент-Лу Длинный Амбар считался почти общественным достоянием, и обитатели
За два дня до мероприятия наблюдалась усиленная активность; организаторы празднества то и дело сновали взад-вперед.
Я, к счастью, был изолирован от основного дамского потока, но Тереза, желая меня развлечь, время от времени рекомендовала моему вниманию особо интересные экземпляры. Так как она знала, что я симпатизирую Милли Барт, то Милли стала частой посетительницей моей гостиной, и мы вместе выполняли разнообразные задания, надписывали пригласительные билеты и склеивали украшения для зала.
Как раз в то время, когда мы были заняты подобной работой, я и услышал историю жизни Милли Барт. Ведь по откровенно грубому определению Джона Гэбриэла, мое существование оправдано лишь в качестве некоего приемного устройства, постоянно готового выслушать всех желающих. Не способный ни на что другое, на это я все еще годился.
Милли Барт говорила со мной без тени смущения – так журчит про себя лесной ручеек, – причем большей частью о майоре Гэбриэле, ничуть не скрывая собственного преклонения перед героем.
– Что мне кажется в нем особенно замечательным, капитан Норрис, так это его доброта. Я хочу сказать... он так занят, ему приходится выполнять столько важных дел, и все-таки он находит время с каждым поговорить. И у него такая славная манера подшучивать. Я никогда не встречала никого, похожего на майора Гэбриэла.
– В этом вы, пожалуй, правы, – заметил я.
– При таких выдающихся военных заслугах он ничуть не зазнался и так же мил со мной, как и с кем-нибудь значительным. Он со всеми мил – ни о ком не забудет: помнит, чьи сыновья были убиты или служат теперь где-то в Бирме или еще в каком-нибудь ужасном месте И он всегда найдет что сказать и умеет подбодрить и рассмешить людей. Не знаю, как ему это удается.
– Наверное, он читал стихотворение «Если...» Киплинга, – сухо заметил я.
– Да! И, знаете, я уверена, что у майора Гэбриэла, как ни у кого другого, «каждая неумолимая минута равна шестидесяти секундам нужных дел» [10] .
note 10
Обыгрываются строки из последней строфы стихотворения Киплинга «Если...» (1910).
– Пожалуй, у него она скорее равна ста двадцати секундам, – сказал я. – Шестидесяти секунд Гэбриэлу явно не хватает.
– Мне хотелось бы лучше разбираться в политике... – задумчиво произнесла Милли. – Я прочитала все брошюры, но все равно не могу убеждать и уговаривать людей голосовать. Понимаете, я не могу ответить на вопросы, которые они задают.
– О! Все это дело привычки, – успокоил я ее. – К тому же выпрашивать голоса перед выборами, по-моему, неэтично.
Она смотрела на меня не понимая.