Роза песков
Шрифт:
Воины и рабы животных выгуливали, кормили, верховых коней чистили, на нее никто не обращал внимания. Хуш хлопотала у костра вместе с другими женщинами. И, воспользовавшись тем, что ее никто не охраняет, Наталья не торопясь взобралась на ближайший холм и села на вершине, с удовольствием содрав сарху и оглядываясь вокруг.
Комкая в руках увлажненный ее дыханием кусок ткани, она смотрела в сторону горящего закатного солнца и тоскливо думала: «Даже если сбежать прямо здесь, выжить одной не получится...».
Пейзаж, который открывался ее взору к побегам не располагал. Холмистая местность, лишь изредка украшенная небольшими пучками полуоблетевших кустов, была полностью покрыта выгоревшей на солнце травой. Вокруг – ни жилья, ни людей, ни даже животных…
Второй день был ничем не лучше, кроме одного – поругавшись с Ай-Жамой, она отстояла себе право в кибитке находиться без сархи. Ну, уже легче.
Место для ночлега сегодня выглядело еще хуже, чем предыдущее – даже выгоревшей травы почти не было, зато был вездесущий песок – мелкий, сероватый, пылящий. На следующий день въехали на Язык Хирга.
Ночь в центре Хиргова Языка запомнилась Наталье навсегда. Днем караван шел через самую обычную пустыню. Такую пустыню, которую она видела раньше по телевизору – с барханами, полным отсутствием какой-либо растительности, бездонным высоким небом, где медленно парила еле заметной темной чертой какая-то птица. «Стервятник, наверное», -- подумала Наталья. Неизвестно, был ли это на самом деле стервятник, но эта мысль прекрасно характеризовала ее настроение.
Мужчины зарезали очередных баранов, и на ужин, кроме каши, снова было обгорелое жирное мясо.
Перед сном зашла служанка Ай-Жамы, велела идти в кибитку старшей жены. Ничем особым кибитка не отличалась. Ехала в ней Ай-Жама с двумя служанками, а Гуруз, хоть его и взяли на свадьбу, ночевал с солдатами отца. Ай-Жама велела Нариз снять сарх, и при свете вонючей масляной лампы внимательно осмотрела лицо, одобрительно кивнув:
– - Хорошо все! Кожа белая, мягкая, личико чистое.
Воспользовавшись моментом и желая узнать хоть что-то новое, Наталья спросила:
– - Скажи, почтенная Ай-Жама, а в городе женщины часто носят сарх?
– - Как в люди идут – всегда надевают, -- чуть удивленно ответила Ай-Жама.
Потом, очевидно вспомнив, что у падчерицы проблемы с памятью, немного смягчила тон и объяснила:
– - Кожу от солнца беречь надо, только простолюдинки ходят загорелые, а ты – дочь айнура, должна достойно выглядеть, достойно держаться!
Жалобно глянув ей в глаза, Наталья Леонидовна сказала:
– - Конечно, я волнуюсь. Я же в городе ничего не знаю. Как спросить – не знаю! Куда пойти – не знаю!
– - Глупостей не придумывай, Нариз! Как ты одна куда-то пойдешь?! Бангыз айнур к тебе женщин приставит, охрану приставит, да и старшая жена, -- тут Ай-Жама слегка усмехнулась, -- о тебе заботься будет.
Все эти сведения не слишком понравились Наталье Леонидовне, поэтому она аккуратно уточнила:
– - Значит, там меня по городу всегда сопровождать будут?
– - Обязательно будут, в городе даже вход на женскую половину всегда охраняют – туда только хозяин может заходить.
Наталью прошиб холодный пот. Похоже, все ее планы рушились. Если ее запрут в аналоге гарема, то сбежать будет совсем-совсем не просто, а может, и вообще невозможно. Она пыталась раньше выспрашивать Хуш о жизни городских женщин, но таких подробностей старая служанка не знала. Надо было что-то срочно решать.
Место стойбища в центре Хиргова Языка обложили остатками дров и хвороста по кругу. А в центре всю ночь горел костер и несколько воинов не спали, охраняя лагерь.
Лошади испуганно сбивались в кучу, то и дело нервно вскидывая головы -- со стороны пустыни неслись странные и не слишком приятные звуки – дикие завывания каких-то местных хищников, странный треск, шорохи и даже что-то похожее на шепот. Казалось, пустыня звала людей к себе, заманивая их в свои сети и не желая отпускать.
Утром поднялся ветер. Не слишком сильный, но он вздымал в воздух бесчисленные миллиарды крошечных песчинок, затрудняя дыхание и не давая видеть дальше пары десятков метров. На головы коням накинули тряпки, чтобы успокоить брыкающихся животных.
Рабы шли, держась за телеги и боясь отпустить их хоть на мгновение – потеряться в песчаном тумане было легче легкого. Хуш, недовольно покачивая головой, дремала, сидя в углу повозки. А Наталья испуганно прислушивалась к непривычно глухо звучащим голосам возчиков, понукающим животных, к перекличке воинов и резкому скрипу тележных колес. Ветер стих только к вечеру, выбраться с Хиргова Языка так и не успели, измотанные люди и животные расположились на очередной ночлег.
Покинуть пустынные земли смогли только в середине следующего дня. Наталья слышала, как отец недовольно сказал:
– - До города добраться не успеем – лишняя ночь в пути.
Глуховатый голос жениха ответил ему:
– - Почтенный Барджан айнур, у нас хорошая охрана – нам не о чем тревожится. Переночуем здесь, будем в городе еще до полудня. А там – мой дом -- ваш дом! Отдохнете, сколько пожелаете.
– - Не в отдыхе дело, не в отдыхе… Места здесь дурные…
Мужчины удалились от кибитки и остаток разговора Наталья так и не услышала.
Глядя в дороге на количество воинов отца и будущего мужа, которые сновали вокруг, Наталья теперь беспокоилась только об одном – найдет ли она возможность сбежать до города? Самый тяжелый кусок пути был пройден, получается – оставалась только эта ночь.
Она поправила сарх, скомандовала Хуш следовать за ней и полезла из телеги – нужно срочно было найти Луша-охранника. На ее счастье он, укрывшись какой-то тряпкой, примостился на ночь у заднего колеса кибитки. Она сделала вид, что споткнулась об его ногу, неловко повалилась рядом, и глядя в блеснувшие в свете двух лун глаза, тихо прошептала:
– - Сегодня ночью.
Затем мгновенно вскочила, звонко обругала за то, что разлегся тут и мешает ей, и в сопровождении Хуш на глазах у солдат, зашла за ближайший холм -- воспользоваться местными «удобствами».