Роза пустыни
Шрифт:
— Осудят, — без всякого выражения повторила она.
Черный Джек отступил обратно в тень. Лунный свет упал ему на руку. Он проследил за взглядом Элизабет. Она не отрываясь смотрела на золотое кольцо, которое он носил в знак своей преданности принцу Рамсесу.
Глаза Элизабет сначала широко раскрылись, потом сощурились. По ее лицу было видно, как в ней борются любопытство и гнев. Она вскричала в изумлении:
— Там, у базара, были вы!
Он глубоко вздохнул и признался:
— Да.
Глава 4
— Я не люблю, когда
— Конечно, миледи.
Элизабет гордо подняла голову. Она была возмущена и не скрывала своей ярости.
— Я не люблю, когда мне лгут и когда меня дурачат.
— Конечно, миледи.
Терпение у нее было на пределе.
— И мне не нравится, когда со мной говорят покровительственным тоном.
— Конечно, миледи.
Она топнула ножкой о палубу.
— И я хочу, чтобы вы перестали на все мои слова отвечать только «конечно, миледи».
— Конечно, миледи.
— Ну вот! Опять!
— Прошу прощения, миледи.
— Вы, милорд, совершенно невыносимы.
— Конечно, ми… — В последнюю секунду лорд Джонатан успел остановиться.
— Однако вы спасли меня от тех ужасных грабителей. — Элизабет решила, что надо отдать ему должное. В конце концов, справедливость этого требовала. Он пришел ей на помощь. Вполне вероятно, что он спас ее от судьбы, которая была значительно страшнее смерти. — За это я вас благодарю.
Чуть наклонив красивую голову, лорд Джонатан пробормотал:
— Рад служить вам, леди Элизабет.
Она скептически выгнула бровь и начала нервно притопывать ногой.
— Мне хотелось бы узнать одну вещь, милорд.
Он с любопытством посмотрел на нее:
— Да?
В ее голосе ясно звучала подозрительность:
— В тот день на базаре… почему вы шли следом за мной?
— Шел за вами, миледи?
— Да, шли за мной.
У него плохо со слухом или с головой?
Его лицо приняло хорошо отработанное выражение полной невинности.
— А что заставило вас думать, будто я…
Она бесцеремонно прервала его:
— Не принимайте меня за дурочку, лорд Джонатан. Пусть я молода, пусть немного наивна, но я не глупа.
Он ответил долгим пристальным взглядом.
— Я никогда не считал вас такой.
Возможно, это было правдой.
Когда-то мать вбивала ей в голову: джентльмены ожидают от молодых леди, что те будут веселыми, остроумными и занимательными, и для этого вовсе не нужно, к примеру, говорить с ними о методах мумифицирования в Древнем Египте (она на собственном опыте убедилась, как джентльмены брезгливы). Конечно, все мужчины, с которыми она была знакома, относились к ней, как к безмозглой девчонке. Неужели и лорд Джонатан окажется таким же, как все остальные? Ведь она считает его самым необычным мужчиной, может быть, даже идеальным мужчиной.
Элизабет уперла руки в бока. Ее ножка продолжала постукивать по палубе.
— Ну?
Лорд Джонатан сделал пару шагов, так что теперь их разделяло всего несколько дюймов. Из-за своего высокого
— Вам никто не говорил, насколько вы неотразимы и прекрасны, когда злитесь? — Он взял ее за подбородок.
Она раскрыла рот от изумления. Никто не говорил с ней так, как лорд Джонатан. Никто не прикасался к ней так, как это сделал он.
— Нет, — с трудом выдавила она и не узнала собственного голоса.
— Значит, джентльмены, с которыми вы общались, были недопустимо глупы, — заявил он и, неожиданно наклонившись, припал к ее губам.
Ей лгали.
Все — мать, няня, старшая сестра Каролина. Болтливые служанки, разговор которых она подслушала как-то утром, когда они стирали пыль со скульптур, стоявших в коридоре у ее спальни. Даже Колетт.
Они все заставили ее считать, что когда-нибудь в один прекрасный день красивый молодой джентльмен (ее жених, конечно же), увлечет ее за кадку с пальмой в оранжерее, в музыкальном салоне или, может быть, в библиотеке и с великим трепетом и не особо умело, склонившись к ней, коснется губами ее губ — быстро, нежно и взволнованно. Вот таким, как она представляла, будет ее первый поцелуй.
Все ей лгали.
Она стояла на палубе. Она глядела снизу вверх на лорда Джонатана. И вот его язык ворвался ей в рот.
Она была потрясена.
Это был не поцелуй — это было вторжение. Вторжение самого интимного рода. Она была уверена, что вот-вот потеряет сознание. И возможно, так и случилось бы, если бы лорд Джонатан не обхватил ее талию.
В каком-то уголке сознания мелькнуло, что он очень сильный, жесткий и пугающий. А она вся внезапно превратилась в некое подобие желе, полностью лишенного мозга.
Его язык снова оказался у нее во рту, щекоча ей небо, дразняще толкая ее язык, скользя вдоль губ, а потом погружаясь глубоко-глубоко, чуть ли не в самое горло, пока она не задрожала, не затрепетала всем телом, совершенно обессилев.
Элизабет не могла дышать, однако ее это почему-то не беспокоило.
Ей следовало бы почувствовать отвращение, а она вдруг поняла, что жаждет чего-то большего.
Не может быть, чтобы такие проявления чувств были нормальными. Но ей хотелось думать, что она не поступает предосудительно.
Лорд Джонатан привлек Элизабет к себе, и она ощутила жар, распространявшийся от его тела, необычный запах, свойственный ему одному. Это была пьянящая смесь крепкого бренди и экзотических приправ, густого турецкого кофе, который они пили после обеда, и еще чего-то, что, как она подозревала, было им самим.
Она почти не сознавала, что вцепилась пальцами в его рубашку. Она ощущала, как часто вздымается и опадает его грудь, похожая на стену из гладкой кожи и сильных мышц. Ее соски, защищенные только тонкой материей ночной рубашки и халата, терлись о густые завитки темных волос. У Элизабет кружилась голова. Ее бедра невольно подались вперед, и она ощутила, как у ее ног очутилось нечто непонятное: большое, жесткое, живое!