Роза севера
Шрифт:
— К сожалению, здесь ввод только иероглифами, — сказала она.
Прежнее изображение исчезло, и они будто перенеслись в сад с цветущими розовыми деревьями.
— Это сакура цветет на китано одори в Киото, там весной проходит танцевальный фестиваль. Танцуют гейши и… ученицы. Примерно так.
Став на фоне цветущей сакуры, Сацуки взмахнула правой рукой в сторону и покачала левой. Потом вытянула к Варламову обе руки, будто призывая, подняла их к глазам и плавно закружилась. Затем опять грациозные взмахи правой рукой…
Танцующая девушка на фоне бесчисленных розовых цветков — это было красиво. Варламов хотел похлопать, но Сацуки вдруг опустила руки и понурилась.
— Нет! Нужно красивое кимоно, а не эта тряпка. И музыка. Я немного училась в школе танцев и могу станцевать, хотя не как гейша. Но не в этом… Лучше принесу вам чая.
Она вернулась с чайником и двумя чашками, села рядом с Варламовым.
— Можно, я вам налью, Юджин-сан. Вам бы посетить чайную церемонию, но ее проводят в специальных чайных домиках, а вас вряд ли выпустят.
Когда наливала в чашку зеленый чай, ее бедро слегка прижалось к ноге Варламова.
— Ой! — Сацуки отодвинулась.
Варламов ничего не сказал, но опять будто электрический ток пробежал по ноге и выше.
Сацуки задумчиво прихлебывала чай.
— Знаете что, Юджин-сан, — заговорила она. — Попробую взять напрокат настоящее кимоно и достать какую-нибудь музыку. Станцую для вас как гейша. А то я не поблагодарила вас толком. Настоящих гейш вы не видели, так что мое неуклюжее исполнение сравнивать будет не с чем.
А Сацуки стала как будто свободнее говорить по-английски.
— Мне будет очень приятно, — ответил он.
— Только приходите в мою комнату, мне нужно… создать обстановку. Вечером я загляну и скажу, если у меня получилось.
До вечера Варламов промаялся. Виды Японии наскучили, а ридера тут не было. Вдруг придется провести так годы? Хотя на настоящую тюрьму не похоже, пусть и японскую. Стали бы его так ублажать.
К его удивлению, сама по себе изменилась картина в окне-экране. Все тот же город, но вечером. Бесчисленные огни, широкая улица среди призрачно-зеленых деревьев, яркая заостренная башня вдали. Похоже, вид в «окне» все-таки синхронизировался с реальным временем суток.
Приоткрылась дверь, заглянуло необычно белое лицо Сацуки.
— Пойдемте, Юджин-сан.
Варламов встал и с вздохом глянул на свой юката. Но не надевать же брюки, тогда надо и ботинки… Он вышел в коридор и повернул в комнату Сацуки.
Комната была, как у него, но в неярком свете фонариков казалась больше. Впрочем, было не до разглядывания. На полу перед ним распростерлась Сацуки. Видно было только сложную прическу с цветами в волосах, яркий узор на кимоно и широкий белый пояс.
Варламов застыл, не зная, что делать: поднимать девушку, или самому стать на колени? Но Сацуки поднялась грациозным движением, просеменила к двери и заперла ее на задвижку, в его комнате такой не было.
— Чтобы нам не помешали, — слегка улыбнулась Сацуки.
Лицо ее было набелено, брови вздымались изящными черными дугами, кимоно новое — с узором из красных цветов и широким поясом, воротник открывал белую шею.
— К сожалению, некому играть на сямисене. Зато есть это, — Сацуки коснулась устройства, похожего на портативный саундбар. Послышалась необычная музыка, сопровождаемая тихими звенящими ударами. Ей аккомпанировал мелодичный женский голос. Стена-экран осветилась, снова перенеся их в цветущий розовый сад.
— Я буду танцевать для вас, как на китано одори.
В правой руке Сацуки появился распущенный веер. Она взмахнула им и покачала левой рукой, как и в первый раз. Протянула к Варламову обе руки, потом прикрыла лицо веером и плавно закружилась, сопровождая движение взмахами веера. Взмахи становились все утонченнее, словно порхала бабочка. Перестав кружиться, помахала веером перед собой, словно отталкивая, а затем привлекая Варламова. Опустилась на колени и стала играть с веером, раскрывая и закрывая его. Медленно поднялась — веер как птица улетал от нее и опять льнул к рукам. Сацуки снова стала кружиться, и показалось, что удаляется, хотя не сходила с места. Теперь, грациозно двигаясь, она будто отрешенно любовалась веером. Опустилась на колени, положила веер и поклонилась, почти коснувшись прической пола. Музыка, все это время уносившая Варламова из комнаты в цветущий сад и куда-то еще дальше, постепенно стихла…
— Здорово, — чуть охрипшим голосом сказал он. — Вы замечательно танцуете, Сацуки.
Та встала — слитным грациозным движением, и слегка улыбнулась.
— Рада, что вам понравилось. Еще лучше, когда танцуют настоящие гейши и их несколько. Движения как бы перетекают от одной к другой. Потом станцую еще, а пока угощу чаем с рисовыми лепешками. Плотно кормить не буду.
Но прежде налила Варламову чашку саке — опять мутноватого и с необычным вкусом. Потом стала разливать чай.
— Расскажите немного о себе, — попросила она. — Я знаю, вы томитесь вдали от семьи. Но я чувствую, что вы вернетесь в Канаду независимо оттого, что придумают эти цзин (слово прозвучало как плевок). И я вас больше никогда не увижу. Расскажите о том, что хотели бы вспомнить.
Варламов улыбнулся, чувство удивительной свободы овладело им.
— Вы знаете, Сацуки, я впервые увидел свою будущую жену и цзин в один и тот же день. Точнее, я видел ее и раньше, но в таком необычном свете увидел только тогда…
Он стал рассказывать, как познакомился с Джанет, а Сацуки слушала, иногда кивая и плавными движениями подливая чай. Когда Варламов прервался, она слабо улыбнулась.
— Вам повезло. Вы увидели свет Хёрая — сада вечности. Рассказывают, что это необычайный свет — поразительно ясный, но очень мягкий. Жаль, что мне никогда не увидеть его.
— Почему же?.. — удивился Варламов. Снова стало жаль Сацуки. Вспомнилось, как нес ее в растерзанном кимоно, и та, дрожа, прижималась к нему. Он коснулся плеча девушки: скользкий податливый шелк. — Наверное, рано или поздно все видят его.
Сацуки вздохнула.
— Басё написал так:
«Бабочкой никогда Она уже не станет… Напрасно дрожит Червяк на осеннем ветру».Она положила руку на колено Варламова, прикрытое юката. Все же он почувствовал тепло ее ладони. Сацуки легонько сжала колено.