Роза
Шрифт:
Но больше всех своим решением был шокирован сам Джордж.
Роза чувствовала себя после всего этого совершенно разбитой, каждая часть ее тела болела, как после тяжелой нагрузки.
Переночевав в Остине, Джордж настоял на том, чтобы выехать на рассвете. Он хотел добраться на ранчо за один день. Когда Джордж спросил Розу, поедет она в фургоне или вместе с ним на лошади, она без колебания решила ехать с Джорджем. Хотя теперь ей уже казалось, что она допустила ошибку: она была уверена, что не сможет сидеть неделю после этого монотонного
Джордж всю дорогу казался холодным, будто он был чем-то недоволен, и неразговорчивым. Хотя он отвечал на все ее вопросы, заметно было, что охотнее он ехал бы в тишине. Порой ответы Джорджа граничили с грубостью. Было очевидно, что у этого человека есть и другое лицо, далеко не такое приятное, как то, что было в Остине. Словно в нем жили бесы. Розе казалось, что сейчас он борется с одним из них. Поначалу она подумала, что Джордж может рассказать ей о том, что происходит у него в душе, но потом поняла, что он не из тех людей, которые доверяются другим. Джордж ехал глядя прямо перед собой, не обращая внимания на окружающее. И на нее.
Роза и раньше слышала о кустарниковых зарослях, но она никогда не бывала в этой местности. Она не понимала, как человек или даже зверь может жить в таких местах. Они ехали через непроходимые чащи, простиравшиеся на многие мили. Иногда они выезжали на небольшие поляны, эти крошечные участки саванны в царстве густых зарослей деревьев, наполненных москитами и состоящих из колких диких груш, дикой смородины и всего многообразия низкорастущих кустарников, унизанных ароматными цветами, сочными ягодами и ядовитыми шипами. Роза не представляла, как многочисленные животные, которые здесь обитают, могут прятаться в таких зарослях и как человек или лошадь проберутся сквозь густую сетку кустов, унизанных шипами, и останутся живыми.
Роза всю свою жизнь прожила в городе, и поэтому удаленность этой местности от цивилизованного мира поубавила в ней мужества. За целый день она не видела ни одного дома. Казалось, они единственные люди в этих местах. Роза уже не знала, сможет ли она выжить вдали от людей – с Джорджем, который казался высеченным из камня. Тропа отвлекла внимание Розы от зарослей. Она вела к какому-то строению. При виде его к ней тачала возвращаться жизнь.
– Это не совсем дом, – предупредил ее Джордж. – Мы переехали сюда незадолго до начала войны. Когда отец и двое старших братьев ушли воевать, матери чудом удалось его сохранить.
С удивлением Роза отметила, что раньше Джордж никогда не рассказывал о своих родителях.
– Я думала, что… Ты никогда не говорил… Я поняла.
– Мама умерла три года назад. Дом будет полностью на твоем попечении, – говоря это, Джордж даже не смотрел на нее. Невозможно понять, что чувствует этот человек.
– А твой отец?
– Мы думаем, что он был убит в Джорджии, в битве за Атланту.
Роза не знала, что ответить. Она услышала в голосе Джорджа за равнодушным тоном плохо скрываемую ярость и решила больше не задавать вопросов.
Однако вид ранчо не слишком улучшил ее настроение. Это была постройка из двух очень больших комнат, между которыми находилась кухня, и двух загонов для скота. В одном из них
Джордж проследил за ее взглядом.
– Одна семья из Алабамы одолжила его, чтобы выручить нас. Джефф и я постоянно смотрим за ним – боимся, что украдут. Приплод от него поможет нам разбогатеть.
Вблизи дом выглядел еще более нежилым. Возле него рылись в мусоре грязные цыплята и паслась молочная корова. Здесь, наверное, можно умереть, и никто никогда ничего не узнает.
– После смерти мамы здесь все разладилось. Близнецы слишком заняты со скотом, а младшие не обращают внимания на беспорядок.
– Младшие? Ты же говорил о семи мужчинах…
– Сейчас нас только шестеро. Мэдисон куда-то пропал, – его голос задрожал, но только на мгновение. – Близнецам по семнадцать, Тайлеру – тринадцать, Заку – около семи лет.
– Но это же совсем ребенок! – воскликнула Роза, невольно жалея малыша, вынужденного расти в такой глуши.
– Только не говори ему об этом, – предупредил ее Джордж. Его лицо впервые за много часов осветила улыбка. – Он считает себя таким же взрослым, как все остальные.
– Но остался еще один?
– Да, это Джефф, – Джордж произнес это имя так, словно оно требовало отдельного рассказа, и все, сказанное о других братьях, не могло относиться к Джеффу. – Джефф потерял руку в бою за Геттисбург. Пуля раздробила ему локоть.
Джордж говорил, и каждое слово как будто обвиняло Розу. Он не смотрел на нее, и осуждения не было в его голосе, но Роза чувствовала это.
– Оставшиеся дни войны он провел в лагере для военнопленных.
Роза молчала.
– Джефф хочет показать, что он смирился с потерей руки, но это не так. Не следует говорить при нем, что твой отец был героем армии Союза.
– Я должна держать это в секрете?
– Упоминание об этом приведет лишь только к неприятностям.
Роза вынуждена была согласиться, хотя ей была неприятна любая ложь, даже та, которую не произносят вслух.
– Расскажи мне об остальных.
– Я мало их знаю. Когда я уходил, Зак был совсем несмышленым, а Тайлеру было только восемь.
– А близнецы?
– Они выросли в парней, которых я теперь с трудом понимаю.
Никто не вышел из дома встречать их. Кругом царила тишина и неподвижность летнего полудня. Безмолвие угнетающе действовало на Розу. Джордж спрыгнул с коня, но она настолько устала, что не чувствовала ног. Он помог ей спуститься, но в его прикосновении не чувствовалось теплоты. Лучше бы он ударил ее – по крайней мере, это было бы проявлением чувства.
– На этой стороне мы спим, – показывая левую половину дома, сказал Джордж. Роза тем временем пыталась заставить свои мышцы двигаться. – А это кухня.
Она и сама поняла по торчащей трубе, что это кухня. Двор, если только место, окружавшее дом, можно было так назвать, видно, не подметался неделями, и было неизвестно, подметался ли он когда-нибудь вообще. Псарня в доме была местом, где братья хранили упряжь и серпы, сюда к тому же они сваливали всякий хлам. В окно с настоящим стеклом можно было различить только одно: день сейчас или ночь.