Рождение воина
Шрифт:
Если по-другому еды не достать, Лисандр пойдет на воровство.
«Только не требуйте, чтобы я гордился собой», — подумал он.
Лисандр вспомнил о видении, которое явилось ему в горах. Стал бы отец сейчас гордиться им? Он не был в этом уверен.
К полудню они достигли края поселения. С небольшого откоса Лисандр оглядел местность. В поселке было всего несколько человек. Остальные, похоже, работали в поле. Несколько женщин присматривали за детьми, игравшими на маленьком лугу близ крайних домов. Пожилая женщина мыла овощи в ведре с грязной водой.
Лисандр вспомнил, когда был здесь последний раз — в ту ночь, когда пороли Тимеона. Вспомнил он и спину друга, покрытую ранами там, куда приходились удары плети, его стоны от нестерпимой боли, а еще, как при каждом ударе смеялся Диокл… Он попытался отогнать эти воспоминания.
— Тебя не должны заметить, — наказывал Агесилай. — Спартанец крадет, но никогда не попадается.
— Ждите меня здесь, — ответил Лисандр. — Я скоро вернусь.
Он начал спуск, удаляясь от спутников.
— Ползи, собака, — зашипел Агесилай. Лисандр опустился на живот и пополз змеей, все время настороженно глядя перед собой. Его мучил стыд.
Приближаясь к лачугам, он почувствовал запахи готовящегося завтрака. Ему просто нельзя было вернуться с пустыми руками.
Две старые женщины во дворе стирали одежду, выливая воду в сточную канаву, и тихо о чем-то разговаривали. Он обогнул их и прокрался на другую тропинку. Вдруг Лисандр понял, где оказался.
На балке над низкой дверью лачуги, стоявшей впереди, были нарисованы символические ритоны — рога, заполненные зерном, — они служили талисманом, приносящим богатый урожай с полей.
Эту дверь он видел сотни раз. Это лачуга Тимеона. Лисандр вспомнил последний раз, когда видел друга — кровавые полосы на его спине, — и почувствовал жуткую боль. Он прижался к стене, но потом вышел из своего укрытия. Прятаться не имело смысла.
Когда Лисандр, спотыкаясь, вышел на улицу, он не услышал шума, какой обычно стоял в поселении.
Дверь манила его, ноги сами несли его к лачуге.
«Может, Тимеон там», — подумал он.
Лисандр ступил на низкий порог. Впервые за многие дни чувство голода исчезло, и его охватило спокойствие.
Как давно это было, когда он, прежде чем идти в поле, заглядывал к другу. Так много произошло, и ничего уже нельзя вернуть назад…
Лачуга Тимеона была просторнее комнаты, которую Лисандр делил с матерью. Оба родителя Тимеона были живы, и еще у него была младшая сестра София.
Внутри все лачуги были почти одинаковы — в одном конце стоял очаг, а перед ним низкая скамейка. Две спальни разделял занавес, в них можно было пройти под аркой из грубого дерева. У дальней стены Лисандр заметил куль с овсом, пару луковиц и еще несколько горшков. Наверно, в них был мед или оливки. Два каравая хлеба были завернуты в ткань, с крючка свисала низка чеснока. Воздух наполнял густой аромат диких цветов.
— Тимеон? — шепотом позвал он. Никто не отозвался.
Лисандр осторожно прошел в спальню и остановился. Здесь запах был более сильным.
У основания стола на козлах мерцали две свечи, а в чаше горело масло. На столе лежало что-то, завернутое в саван. По изгибам и складкам савана Лисандр догадался, что это тело.
Лисандр приблизился к столу и взял саван за угол.
— Предатель, — произнес чей-то голос позади. Лисандр обернулся, его сердце громко забилось. Под аркой стояла мать Тимеона.
— Гекуба? — вымолвил он.
— Как ты посмел войти в мой дом после того, что сделал? — гневно спросила женщина, дрожа всем телом.
По коже Лисандра забегали мурашки. Кто завернут в этот саван? Почему мать Тимеона называет его предателем? Истина стала просачиваться в сознание Лисандра, точно стая крыс через порог.
Отвернувшись от Гекубы, он отодвинул саван.
Глаза, когда-то излучавшие столько радости, были закрыты, кожа побледнела, напоминая воск. Лицо больше не озаряла улыбка. Это был Тимеон.
ГЛАВА IX
Лисандру стало плохо, он опустился на колени. Тимеон, его лучший друг с тех времен, как он сам учился ползать, умер. Ему было всего четырнадцать.
Лисандр вспомнил глаза Тимеона, отражавшиеся в поилке для скота, и тяжелую плеть в своей руке.
Лисандр повернулся к Гекубе. Та стояла, скрестив руки на груди. Он подполз к ней и ухватился за кайму ее платья.
— Пожалуйста, — взмолился он. — Пожалуйста, простите меня. Меня вынудили так поступить. Тимеона… тоже заставили. Я не хотел причинять ему боль. Как же он мог умереть? Это спартанцы…
— Ты сам теперь спартанец, — отрезала Гекуба.
Лисандр поднял голову и посмотрел ей в глаза. Женщина плотно сжала бледные губы.
— Нет, — ответил Лисандр. — Вы не понимаете. Тимеон был мне другом. Я все еще илот. Я только…
— Неужели илот мог такое сделать? — прервала его мать Тимеона. Она высвободилась из рук Лисандра и подошла к столу. Грубо сорвав саван, она обнажила верхнюю часть тела сына, которое почти светилось в полумраке.
Лисандр тут же заметил кое-что. Возле трех ребер, почти скрытых рукой Тимеона, на его теле зияла страшная рана.
Лисандр поднялся и подошел ближе. Гекуба молча отошла в сторону.
Лисандр осматривал рваные края раны. Ее нанесли острым предметом, возможно, наконечником копья или мечом. По урокам в казарме он знал, куда следует нанести удар, чтобы поразить насмерть. Сомнений не оставалось — каким бы оружием его ни нанесли, оно задело легкое Тимеона, а может, и сердце. Гекуба гневно нахмурилась.
— Вы же не думаете, что это сделал я? — тихо спросил Лисандр.
— Почему бы и нет, Лисандр? — отрезала она. — Ты выполняешь их приказы, как все остальные. Как марионетка. Они велят убить, и ты подчиняешься. Кто может поручиться, что ты не убьешь друга? Кто может поручиться, что не ты убил моего мальчика?