Рождение воина
Шрифт:
Ее лицо исказилось от горя. Гекуба снова и снова повторяла «мой мальчик», пока не разрыдалась. Женщина стала бить себя в грудь костлявыми руками.
— Прекратите! — сказал Лисандр. — Вы навредите себе.
Гекуба не слышала его. Юноша подошел к матери друга и обнял ее. Она пыталась оттолкнуть его, но постепенно перестала сопротивляться.
Она казалась ему меньше, чем была раньше, ее слезы просачивались сквозь тунику на его плече. Ее тело сотрясалось от рыданий. Лисандр понял, что сам тоже плачет.
Его горючие слезы были полны гнева и горя. Ему больше никогда не увидеть улыбки друга.
С улицы сквозь стены проникло пение мужчин-илотов. Они затянули старую песню о жнеце, собирающем золотистый урожай.
Когда оба перестали плакать, Лисандр усадил Гекубу в большой комнате.
— Мне ни за что не надо было отпускать Тимеона с тобой в казарму. Меня охватывал ужас, когда я представляла его среди такого множества спартанцев. Но ему это нравилось. Ему нравилось быть с тобой.
— Я знаю, — ответил Лисандр. — Если бы Тимеон не присматривал за мной, я бы не выдержал. — Он помнил, как друг врачевал его раны, как убеждал, что ему хватит сил продолжать борьбу. Среди остальных, включая Орфея и Леонида, Тимеон был Лисандру самым дорогим и верным другом. — Вы должны знать, что я не мог убить его. — Лисандр умолк. — Та ночь, когда учинили избиения, была безумием. Тимеон понимал, что у нас нет выбора. Спартанцы убили бы его, если бы я не подчинился. Они убили бы нас обоих.
— Они все равно убили его, — сердито возразила мать Тимеона. — Мы принесли Тимеона домой, перевязали его раны и легли спать. Но к рассвету мой сын был мертв. Должно быть, какой-то спартанец прокрался сюда ночью и безжалостно убил его. — В ее голосе снова зазвучала горечь. — Они отнимают у нас все. Наши земли, наше достоинство… даже наших детей. Мое дитя! Мое бедное дитя! Меня надо было наказывать, а не моего мальчика.
Она вдруг встала и подошла к очагу, протянув руку к оранжевым углям.
— Не надо! — сказал Лисандр, бросаясь вперед. Но он не успел, Гекуба уже сунула руку в очаг.
Но она опустила ее не в огонь. Женщина дотянулась до узкой трубы, быстро вытащила какой-то предмет, спрятанный среди покрытых сажей кирпичей, и осторожно опустила его в ладонь Лисандра. Предмет был завернут в потертую кожу.
— Что это? — спросил Лисандр, гладя в запавшие глаза Гекубы.
— Сам взгляни, — ответила она.
Лисандр откинул кожу и увидел вырезанную из ясеня поделку. Она была чуть меньше его ладони. Лисандр нежно провел большим пальцам по желобкам дерева. Он вспомнил, что Тимеон не раз доставал этот кусок дерева и осторожно что-то вырезал на нем острым кремнием. Форма этого предмета ничего не значила. В то же время она значила все. В деталях поделки чувствовалась рука Тимеона. Это была одна из тех безделушек, которую спартанцы отняли бы, если бы заметили.
— Думаю, он хотел бы, чтобы эта вещь была у тебя, — вздохнула Гекуба.
— Но тогда у вас ничего не останется на память о нем, — возразил Лисандр.
— Это неправда, — ответила мать Тимеона, сжимая его пальцы вокруг резной работы сына. — Многое мне напомнит о нем. Но самая глубокая память останется вот здесь. — Гекуба постучала по своей груди там, где находилось сердце. Пристально посмотрев на Лисандра, она заметила его жалкий вид:
— Может быть, тебе что-то нужно? Ты выглядишь не очень хорошо.
Взгляд Лисандра невольно остановился на скудных запасах продовольствия.
— Я очень голоден, — ответил он. — Мы бродим по горам, чтобы испытать свои силы. Еды там почти нет…
Гекуба указала на запасы еды у двери.
— Лисандр, бери сколько нужно. Бери все. Я не хочу, чтобы погиб еще один мальчик. После смерти Тимеона илоты проявили щедрость. Нам не придется голодать.
Лисандр устремился к двери, схватил луковицу, впился в нее зубами и сквозь грязную кожуру добрался до горького плода. Луковица показалась ему очень вкусной. Он жевал ее вместе с кожурой, наполняя рот соком, но вспомнил о приличиях.
— Извините, — сказало он. — Я уже много дней ничего не ел.
— Я вижу, — ответила Гекуба. — На улице не забудь наполнить флягу водой.
Лисандр опустил в свой мешок два горшка, чеснок и каравай хлеба.
— Перед уходом, — сказала Гекуба, подходя к нему, — попрощайся с моим сыном. Он оценил бы это.
Лисандр посмотрел в ее припухшие глаза и на мгновение вспомнил собственную мать. Юноша кивнул, перебросил мешок на плечо и вошел в комнату, где лежал Тимеон.
Там он снял саван с головы друга и коснулся его лба. Тот был холодным и гладким, словно мрамор. Его друг заслуживал лучшей участи. Трудно было поверить, что его жизнь угасла.
— Тимеон, если ты слышишь меня, — шептал Лисандр, — обещаю никогда не забывать тебя. Ты навсегда останешься моим лучшим другом.
Он накрыл саваном непроницаемое лицо Тимеона и вернулся в большую комнату.
Гекуба тихо плакала. Лисандр коснулся ее руки. Сейчас он ничем не мог помочь матери Тимеона, ничто не могло вернуть ее сыну жизнь.
Лисандр опомнился — он был здесь уже долго и не хотел, чтобы сюда явились Агесилай или Демаратос. Кто знает, что они, гонимые голодом, могли бы натворить!
— Я должен идти, — тихо сказал он. — Пожалуйста, передайте Софии от меня привет.
Лисандр направился к двери и быстро вышел из дома.
Стоял ясный морозный день. Еда, которую он нес, спасет им жизнь, но он никогда не забудет погибшего друга.
Наполнив флягу водой у поилки для скота, он доел луковицу и поднялся по склону, туда, где его ждали Агесилай и Демаратос.