Рождение волшебницы
Шрифт:
Сразу за поворотом чадящий факел в руке горбатого едулопа озарил искаженные лица поджидавшей Золотинку орды. Два волосатых едулопа держали грузно осевшего Лжевидохина. Возле оборотня, отступив в тень, стояла молодая женщина в богатом, поблескивающем платье. Этот тяжелый подбородок и упрямый крутой лоб, уложенные на затылке косы Золотинка узнала чуть позже, когда колобжегская ее подруга Зимка Чепчугова дочь выступила на свет.
Болван остановился в ожидании распоряжений. Лжевидохин, которого держали два ражих балбеса, был, похоже, совсем плох. Заплывшие глазки щелочками, рот расслабился, а редкие волосы
Так казалось Золотинке, пока она несколько мешкотных мгновений рассматривала чародея. Пользуясь Порываевым попустительством, она достала хотенчик и тогда сообразила, что делать с волшебным камнем, чтобы он не вернулся в руки оборотня. Крепко насадила перстень на ответвление рогульки поуже, а потом, прямо на глазах у Лжевидохина, в дряблом лице которого отразилось запоздалое беспокойство, швырнула хотенчик за угол – он вспорхнул.
После такого предварительного подвига Золотинка окончательно опамятовалась. А оборотень лишь крякнул, словно возражая, и это было все, на что он оказался способен.
Без всякого дополнительного распоряжения Порывай опустил Золотинку на пол, полагая свой долг исполненным. Но девушка пошатнулась и схватилась за медного болвана – ноги не держали. Хватило у нее только отваги стащить с пальца почтовое оловянное колечко Буяна и сунуть его в рот. Она принялась жевать и плющить мягкое олово, чтобы потом проглотить. Немощный чародей, наконец, заговорил:
– Давай меняться, – молвил он дряхлым, пресекающимся голосом. – Поменяемся… понемаемся… понема… – и, запутавшись, задребезжал смешком, мелко содрогаясь.
Боже! Что это было за веселье! Лысая, с плоским теменем голова тряслась, обескровленные губы извивались черной щелью, словно набитые могильной землей. Еще вчера этот человек был полон жадной жизненной силы – жадность осталась, а сила ушла. Издевательский опыт сделал над собой Рукосил!
Золотинка сглотнула сплющенный оловянный слиточек, а Лжевидохин продолжал внятно и злобно:
– Ты возврати мне Паракон, а я тебе Асакон взамен, – он показал желтый берилл Асакона.
Между тем расплющенное олово провалилось в горло и там застряло ни туда ни сюда, Золотинка не могла вымолвить ни слова.
– Что? – торговался Лжевидохин. – Мало? Так я тебе в придачу к Асакону Поплеву отдам. И Мишку Луня сверху кладу. Забирай – не жалко!
Золотинка молчала – в голове был кавардак, во взбаламученном оловом желудке катавасия, измученное тело напоминало о себе синяками, сожженные ладони горели.
Угрюмые балбесы, держащие оборотня на руках, и третий, однорукий факельщик, смотрели тупо, не участвуя в происходящем. Это, верно, от них и не требовалось: разумом тут являлся Лжевидохин, а едулопы служили силой – толстые ноги с кривыми коленями, широкие, как лопаты, ступни, длинные волосатые руки и бугры мышц на плечах. Отступившая до поры в тень Зимка представляла собой обаяние этой сплоченной ватаги.
Зимка и выступила вперед, когда потребовалось обаяние, – ни разум, ни сила Золотинку как будто бы не впечатляли, она упорствовала в молчании.
– Так вот оно что… ужасно рада… что ты с нами, – пролепетала колобжегская красавица, несколько раз изменив выражение. После бодрого начала с оттенком панибратства она склонилась к чистой нежности, которая выразилась внезапным замиранием голоса, а закончила отчетливо проскользнувшим сомнением: с нами?
Затравленно икнув, Золотинка продвинула в горле шершавый кусочек олова, но хотя и справилась, избегла опасности незамедлительно выплеснуть содержимое желудка на шитую золотом юбку Зимки, все равно неспособна была ответить на столь обязывающее приветствие ни единым словом. Двусмысленные мучения Золотинки, которые ярко отражались в ее лице, заставили Зимку примолкнуть. Но ненадолго. Вслед за сомнением явилась, опровергая его, трогательная доверчивость. Зимка коснулась подруги:
– Старый пень, как он мне надоел! Если бы ты знала, что я тут только пережила! – прошептала она, выразительно указывая глазами, кто здесь пень.
– Что такое? – спросил Лжевидохин не без тревоги.
– А чтоб ты провалился! – тихо выругалась Зимка – для подруги, а для всеобщего сведения объявила: – Я говорю ей, пусть скажет, где искрень! Как она его запускала!
– Затаскала? – переспросил чародей.
Зимка нежно приобняла подругу.
– Старый пень ничего не слышит, – сообщила она, ласкаясь. – Ты можешь сказать мне все-все-все! Отныне мы будем держаться вместе, не разлей вода. Как всегда было. Помнишь? А этот болван…
– Да-да, болван, – подхватил оборотень, препакостно хихикнув.
Зимка осеклась. Да и было с чего оторопеть, когда дряхлый старик принялся злобствовать с противоестественной для него силой: – Жалкая душонка! Холуй! Рабское отродье. Он забыл, что такое воля. Медный болван служил Паракону, а девчонка Паракон выбросила! У нас на глазах!
Удушливый приступ злобы едва не прикончил оборотня, он закашлял, пытаясь расталкивать едулопов, которые ревностно держали его на сложенных, как сиденье, руках.
– Напрасно ты так перед девчонкой лебезишь, она уже не опасна – она выкинула Паракон вместе со своим хотенчиком.
Золотинка потерянно пролепетала:
– Кому порывался… повиновался Порывай?
По-своему пораженная сообщением, отстранилась Зимка, глянула на подругу холодно и оценивающе.
Золотинка схватилась обожженной ладонью за лоб, пытаясь вспомнить, из чего состояла та остроумная игра с Порываем, которой она тешилась, воображая, что надула Рукосила… И – бросилась в следующее мгновение наутек, мимо столбом застывшего истукана во мрак подземного хода.
Поздно она спохватилась – Зимка уж была настороже.
– Держи! – крикнул оборотень.
Зимка послушно рванулась и, пролетев три шага, перехватила беглянку. После короткой борьбы обе оказались на камнях. Утомленная и ослабленная до изнеможения, с обожженными руками Золотинка внизу, а свежая, раскормленная и прыткая Зимка сверху. Стервенея от легкой победы, Зимка отвешивала сопернице оплеухи по-мужски, наотмашь. Избавление для Золотинки пришло с неожиданной стороны – хлынул свет, едулопы подтащили оборотня. Задыхаясь в тяжелом сиплом кряхтении, он навалился сверху на девиц, чем Зимку ошеломил, а Золотинку придавил вовсе. Полыхнул Асакон. Изнемогая в борьбе, Золотинка ударилась еще и затылком – противница ее вскричала благим матом, и сдавившая грудь тяжесть развалилась.