Рожденный для войны
Шрифт:
— Вы извините Илью Ефимовича. Он, вообще-то, преподавать не любит и отказывается всё время, это он со мной намучился. Вот увидев действительно способного человека и обрадовался. Он учеников редко берёт, но если уж за кого взялся — то всё, как в омут с головой, ничего вокруг больше не видит.
— Да мне всё равно, но раз сестре нравится — мне не жалко. Какая разница с какой точки на гору смотреть.
— На гору? — удивилась девушка. — Зачем?
— Ну… если честно, пока просто планирую. Пока мы здесь, всё хочу по склону попробовать пешком подняться. Рюкзак, две ноги и ничего больше, — пришла очередь смущаться Михаила. — Как только найду хоть кого себе в компанию.
— Завидую, — вздохнула девушка. Но при этом глаза засмеялись, мол, ага, я тебе понравилась — и ты с ходу решил делать намёки. — А про компанию вы, Михаил, потому что…
— Потому что хотя и несложный лес, но дикий, и горы пускай и невысокие, всё равно горы, — отрезал Михаил, сразу решив ответно намекнуть: Оля хотя и симпатичная девушка, но вот так с ходу воспылать страстью и начать ухаживать — не в дамском романе. — Правило безопасности в таких местах идти минимум вдвоём. Я предпочитаю в спутники какого-нибудь мужика, желательно физически крепкого и в идеале из местных. Впрочем, последнее маловероятно, местные туда не ходят.
— Всё равно завидую, — повторила Оля и вздохнула. Похоже, сильно на душе наболело, а Михаил донельзя удачно подвернулся. Да и наставник в кои-то веки занят. — Не горам, а тому, что вы сюда отдыхать приехали. А я всё лето вместе с Ильёй Ефимовичем по Крыму езжу и рисую, хотя и он уже устал, и со мной измучился.
— Зачем? Если неинтересно?
— Надо, — Оля снова вздохнула. — У меня дар — магия света. А Илья Ефимович согласился исключительно по просьбе папеньки, они в молодости дружны были.
Тут раздался голос Брасикова:
— Маша, вы умница. Сразу меня поняли. Оля, иди сюда и смотри. Видишь, чего я от тебя хотел добиться?
— Ну… Не уверена.
— Так. Маша, вы правы, большой мольберт намного удобнее. Так, Оля, берёшь лист, становишься сюда и рисуешь. Михаил, встаньте на то же место, чтобы композиция сохранилась. А вы, Маша, негромко будете комментировать мне работу Оли.
В итоге позировать Михаилу пришлось несколько часов, причём девушки рисовали его и гору как одновременно, так и по очереди. И по требованию старого художника обсуждали друг с другом свои рисунки, стараясь помочь поправить какие-то недочёты. Брасиков в творческий процесс девушек почти не вмешивался, пока внезапно не раздался радостный возглас Оли:
— Илья Ефимович, я поняла! Вот так, да? Правильно?
— Совершенно верно. А знаете, я, кажется, тоже понял нашу проблему. Она в том, что я её до этого просто не видел, — сообразив, что остальные его не понимают, Брасиков пояснил: — У нас слишком большая разница в опыте. Я слишком привык, что ко мне приходят люди уже с дипломом и наработанной практикой. Им надо лишь объяснять и поправлять отдельные моменты, дальше они и сами разберутся. Вот точно, век живи, век учись и не превращайся в бронзовую статую сам себе. И мне урок на будущее, гордыню-то поумерить. Я же просто не видел не Олину, а свою ошибку. А вы Маша, молодец. Способности есть, и кто вас учил рисовать? Мне потом скажете, он вам основы дал вроде неплохо, но дальше испортить не успел. Но главное, вы Олины ошибки видите, у вас с ней ещё слишком небольшой разрыв по знаниям и опыту. Ну как, барышня, завтра с нами пойдёте рисовать?
— Обязательно, Илья Ефимович, — Маша аж смущённо раскраснелась от похвалы.
— Ну вот и замечательно. А сейчас давайте-ка собираться и вниз. Обед мы пропустили, потому совместим обед с ужином. Вы ведь тоже в «Рубиновом склоне», как и мы? Я вас там не видел, Михаил, извините. Я бы запомнил даже мельком, профессиональная память.
— Да, но там вы и не могли нас видеть. Мы тут с сёстрами живём, но со здешним серпентарием как-то сразу расплевались. Оказались им не по зубам, вот они и стали делать вид, что нас нет. Сёстры в город уехали отдыхать, а мы с Машей на склон пошли.
— Лучшая характеристика обитателям санатория. И заодно в моих глазах ваша репутация выросла, — рассмеялся Брасиков. — Если позволите вопрос, а среди ваших сестёр девочек нет? Лет десять — двенадцать?
— Мы с Аней ровесники, а Жене и Яне с Юной по тринадцать, — кажется, Маша старого художника мгновенно поняла и лучше, чем брат. — И Яна с Юной близнецы.
— За-ме-ча-тель-но! Это же прямо клад настоящий, который мы отыскали, — вдохновился Брасиков. — Всё, завтра мы все вместе идём сюда рисовать.
Когда вечером вернулись остальные, Аня едва вошла на веранду, которую имел каждый дом санатория, с порога демонстративно тяжко вздохнула и сказала:
— Мишка, как ты с этими мелкими негодницами справляешься? Они мне сегодня на пляже всю душу вытрясли. Синие уже, но из воды не выгонишь. У них, видите ли, соревнования с мячом там.
— Кто бы говорил, — буркнула в ответ Женя, заходя следом. — Кто потом в кафе застрял? Мы из-за тебя раунд пропустили.
Близняшки, севшие на диванчик рядом, промолчали, но было заметно, что с сестрой насчёт занудства Ани они как бы полностью согласны.
— Я как подумаю, что мне ещё на ваши собрания родительские в школе ходить — ужас берёт заранее.
— А вы в жизни не догадаетесь, кого мы сегодня встретили. Для начала — вот! — Маша, не обращая внимания на перепалку, достала и показала картину, над которой работала в момент встречи со старым художником. Рисунок рыжей сангиной, где Михаил стоял рядом с Олей.
— Ух ты!
— Машка, шикарно.
— Здорово.
— А это кто рядом? — Михаилу показалось, в голосе Жени прозвучали какие-то странные нотки?
— Вот! — Маша подняла палец вверх. — Это Оля, и она ученица самого Ильи Ефимовича Брасикова! Предоставляете? Они в нашем санатории! Мы с ними сегодня в Верхнем парке встретились. И он меня похвалил, представляете?
Михаил подумал, что такой счастливой он Машу ещё ни разу не видел. Для остальных фамилия Брасикова явно не была пустым звуком. Аня сразу выдала:
— Здесь? И тебя похвалил? Ну ты талантище.
— А про остальных он не говорил? — тут же встряла Женя.
— Ага, а ты с ним нас познакомишь? — в унисон сказали близняшки.