Рожденный для войны
Шрифт:
Именно так Михаил чуть не получил вчера тепловой удар, причём Аня язвила — и это маг Воды? Сама она даже не задумываясь, без всяких амулетов собирала с себя тепло и сбрасывала на какой-то окружающий предмет — в воду или на камень рядом. На самом деле всё было, конечно, несколько сложнее, для такого требовалась немалая личная чародейская сила в сочетании с плотным контролем. Остальные на Аню смотрели с завистью. Маша и не пыталась повторить, справедливо рассудив, что у неё и стихия не та с энергиями управляться, и магией она не настолько хорошо владеет. Жене, может быть, и хватило бы знаний и таланта, но у всех трёх младших сестёр в силу возраста чародейский дар и близко не мог пока работать также, как у Ани. Энергия тепла тела может и небольшая, но сбрасывать её надо разовым мощным импульсом.
Михаилу в теории можно было обойтись заклинанием школы Воды, или как сёстрам, купить соответствующий амулет с вложенным плетением, которое за счёт испарения воды будет отводить тепло. Трудность была чисто психологическая. Нет привычки пользоваться магией постоянно, с детства, как это делали сёстры, не задумываясь, поддерживая работу амулета прямо на ходу. Колдовать Михаил учился в Библиотеке и в основном по воспоминаниям Михаила-два в Африканском корпусе, делая упор на бои и выживание. А там за такие вот амулеты для комфорта товарищи могли не раздумывая дать в морду, как и за схожие заклинания — они своим фоном выдавали бойца далеко вокруг. Да и ману тратить на такую ерунду было глупо. Михаил пользовался шляпами или зонтом как и не-маги из простолюдинов на пляже, потому рядом с сёстрами, которым нипочём было сидеть на палящем солнце хоть с утра до вечера, попросту утратил чувство осторожности.
За это вечером пришлось расплачиваться слабостью и лёгкой головной болью. Конечно, медики в санатории были на высочайшем уровне, какой только был в этом мире. Гарантировали отдыхающим любую услугу, включая избавление от последствий хоть попойки, хоть перегрева. Всё равно доверял здешней магии Михаил не до конца, хотя и благодарил вслух, мысленно несколько за своё состояние опасался. Идти на следующий день на пляж не рискнул, но чтобы не выглядеть глупо в глазах сестёр, нужен был повод. И когда Маша заявила, что хочет с мольбертом походить по санаторию в верхнем парке, Михаил горячо её поддержал:
— И я составлю компанию. Я сегодня санаторная недвижимость. Максимум при Маше грузовой ослик.
Женя и близнецы прыснули от смеха, Аня фыркнула и сказала:
— А мы в город.
— Хорошо, но обязательно машину с водителем возьмите. Знаю вас, до вечера проторчите, а потом обратно такси не сыскать.
В первый же день они все вместе так уже ошиблись, пришлось в санаторий идти пешком в гору, поэтому Аня не стала спорить:
— Уговорил.
Михаилу так тоже было спокойнее, потому что Аня хотя и разумная, и формально взрослая, всё же действительно взрослый опытный мужик рядом лишним не окажется.
Обрадованная насчёт «ослика» Маша брата нагрузила по полной. Взяла не только мольберт, но и целый ящик с разными листами и несколькими видами красок, а также специальные листы для рисования сангиной — что-то вроде специального толстого карандаша без оправы. Дальше Маша нашла себе место на самом изгибе тропы, которая поднималась от санатория наверх по склону и вся ушла в рисование. Сначала рисунок сангиной, которая давала картину в оттенках рыжего, зато очень хорошо передавала детали. Потом то же самое место акварелью. Ну а дома на основе эскизов сангины и акварели в спокойной обстановке уже можно рисовать полноценную картину на листе или холсте.
Михаил расстелил плед рядом с тропой и лёг, наслаждаясь небом и окружающим пространством, время от времени даже закрывая глаза от удовольствия и слушая тишину вокруг. Вот успокоились испуганные после вторжения человека и затрещали цикады… Стоило признать, точка оказалась на редкость удачной. Хорошо виден соседний отрог и его обрыв, падающий в море. Источенный и изрезанный сверху стихиями, кусок горы кажется сооружением рук человеческих. Башни, зубцы, статуи смотрели с вершины отрога, огромная каменная женщина сидела, закутанная в платок, высоко над бездною. Ни в одном другом месте солнце не играет так капризно и так очаровательно, как на изломах крымских скал. По всей России нет, наверное, мест не только таких же ослепительно красивых, но и заставляющих ощутить величие гор. Кавказ или Саяны, Алтай — все они больше и выше, но там нет такого ощущения массы и высоты, как на южном побережье Крыма, где миллионы тонн гранита стекают прямо в море.
А стоит отвернуться — и на тебя давят уже Ай-Петри и соседние вершины. Они выглядят оттого особенно большими, что перед глазами весь подъём, от пяток до макушки, от глубокой зелёной долины возле берега до резных пиков, купающихся в холодной синеве неба. Лес на склонах густой и яркий, с самыми настоящими красивыми природными беседками, группами, альковами, но не созданными человеком, а из стволов и ветвей. Куда ни взгляни — увидишь чего-нибудь новое, оригинальное. Так и хочется бросить всё и шагнуть в этот лес на склонах, в его пахучие и цветущие объятия. Отыскать и посидеть на самых настоящих друидических камнях, убранных, как бархатом, зелёным мхом — но вот только никогда этих камней не касалась рука человека. Субтропический лес, глядящий на тебя своими чёрными нишами, полными сырости, краснеющий гроздями теребинта и ягодами кизила. Иногда кажется, что не меньше четверти десятины покрыто ветвями всего-то одного дерева, а ты недоумеваешь — какою силою держатся эти сучья, сами толщиною с хорошее дерево где-нибудь под Москвой…
— Девушка, ну что вы делаете! Вы же сейчас свою картину загубите!
Резко выпав из благостной неги и открыв глаза, Михаил обнаружил рядом с Машей высокую сухопарую фигуру сурового старика в твидовом костюме. Гневным взглядом из-под ершистых плавников бровей он смотрел на картину. Дальше схватил одну из кисточек и принялся вносить прямо на лист исправления.
— Илья Ефимович, нельзя же так, вы людей напугаете, — раздалось мелодичное сопрано.
Принадлежало оно девушке примерно на год старше Михаила. Лет где-то девятнадцать, с натяжкой может быть двадцать. Стоило признать — довольно привлекательной, с гладкой падающей на спину волной русых волос. Несмотря на вроде бы осуждающий тон, взгляд спокойно-весёлых серых глаз, скорее смеялся. Кстати, хотя одета девушка была в свободный летний сарафан, Михаил подумал, что фигурка у неё очень даже стройная, со всеми положенными приятными женскими округлостями. Низ тропы просматривался далеко, потому гости явно шли сверху, вдобавок только что вышли из-за поворота. Ага, и на плече у девушки широкая сумка-планшет для пленэра. Тоже художники?
— Можно и нужно, Оленька. Вот, посмотри. Это именно то, чего я от тебя добиваюсь уже вторую неделю. Ах да, извините, не представился. Илья Ефимович Брасиков, это моя ученица, Оля. Мы тоже решили, что здесь подходящие виды и погода сегодня идеальная.
— Скажете ещё, Илья Ефимович. Какая из меня ученица?
Что интересно, тон у гостьи был весёлый, однако с нотками грусти.
— Если я взялся учить — значит, ученица, и без споров. Так, значит, молодой человек, как вас?
— Михаил Тёмников, это моя сестра Мария, — растерялся от напора и довольно эксцентричного поведения Михаил, как раз успевший встать и отряхнуть мусор с одежды.
— Так. Машенька, композицию вы слегка завалили, но это ещё вполне поправимо. Так, Михаил, Оленька. Встаньте вон туда и постойте рядом, — не допускающим возражений тоном скомандовал старик. — Будете недостающим элементом. А вам, Машенька, я сейчас объясню, и вы попробуете исправить.
Фамилия Михаилу не говорила ровно ничего, но сестра, услышав кто перед ними, с чего-то смотрела на этого Илью Ефимовича как истово верующий язычник, до которого снизошло с небес его божество. Потому Михаил подчинился и встал рядом с гостьей туда, куда указал её учитель.