Рождественская история, или Записки из полумертвого дома
Шрифт:
Дневные глюки
И тут вошла моя жена, бледная и измученная, глаза за круглыми совиными очками потухшие, но с баночками и кулечками, поставила их около меня, огляделась, поздоровалась со всеми, особенно радостно кивнул ей Славка, словно и впрямь в ее взгляде свет видел.
– Грязно у вас.
– Она исчезла, через пару минут вернулась с веником и ведром, наполовину наполненным водой, окунула веник в воду и быстренько подмела пол, протерла круглый стол влажной тряпкой, вынесла ведро, веник и тряпку в коридор. Вернулась и села на стул около меня.
– Ну как ты, милый?
– Она обтерла мне лицо и руки влажным полотенцем.
Пришла пора явиться к нам доктору Анатолию
– Ну что, кролики, приуныли? Думаете, дядька с ножом к вам пришел? А дядька сегодня добрый. Он от заутрени прямо.
Увидел Кларину:
– А баба зачем здесь? Бабе на корабле не полагается. У нас свой уход есть. Сестры за это деньги получают. И ухаживают как надо.
– Ухoдят, пожалуй, так, что я потом не откачаю, - ответила Кларина, посмотрев на него сквозь съехавшие к носу очки.
Почему, когда уже и надеяться в земном мире вроде не на кого и не на что, все еще надеешься на... женщину? От нее ждешь защиты. "Бросающая вызов женщина, я - поле твоего сражения". Подловато написано, но - правда. Надеешься, однако и опасаешься, как бы хуже не стало. Перья совы топорщились, губы были сжаты, глаза потемнели, и я испугался, что сейчас она его как-нибудь так клюнет, что жизни мне в этом отделении совсем не будет.
Ее ответ доктору и впрямь не понравился: желтые его глаза сверкнули.
– Вот вы взялись ухаживать, а на больном носки, пижама. А его на клизму перед колоноскопией везти надо!
– рявкнул он.
– Что, так в носках и повезем? Здесь я о больных забочусь, меня для этого Бог тут поставил. Я их на путь истинный направляю, исправляю греховные ошибки человеческого пути.
Напугал. Аж очки у нее запотели, так что глаз стало не видно. Но все-таки мудрая птица сова, ученая. А может, просто почувствовала, что не упором здесь надо, а лаской, даже лестью.
– Но Бог же не запрещал принимать помощь даже от самаритянина. Так давайте заботиться вместе, - стала уговаривать, успокаивать Кларина доктора.
– И потом, как у апостола Иоанна сказано: "Кто говорит: я люблю Бога, а брата своего ненавидит, тот лжец; ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?" Давайте вместе любить больных. Этого больного я особенно люблю.
– Вы что, воцерковленная?
– даже охрип А.А.
– Нет, просто грамотная. Ведь вы же знаете, вам ли не знать, что человек сам перед Богом ответит, и наша задача дать ему возможность получить этот шанс. У меня, конечно, ум женский, слабый, поэтому лучше я руками что-нибудь помогу. Вы говорите, что ему на сегодня колоноскопия назначена, так вы мне лучше скажите, куда сейчас больного везти, чтоб клизму делать, я готова сестре помочь.
А. А. важно провел ладонью по своей лопатообразной черной бороде и застегнул пуговицу на рубашке под пиджаком, халат поправил. И, соглашаясь благосклонно, признал:
– Помогать надо. Сестер у нас немного.
Я чувствовал тошноту, не было сил пошевелить даже рукой, голоса вдруг показались мне какими-то словно бы искусственными и далекими. Борясь с дурнотой, я приподнял голову с подушки, увидел Кларину, говорящую что-то А.А., прижав к груди руки; сидящего на соседней постели Славку, который внимательно вслушивался в этот разговор; Глеба, который шел очередной раз курнуть; Наташку, вкатившую в палату кресло-каталку для меня, но глядевшую на стриженного под полубокс Юрку-дипломата, который уже стоял у своей кровати, держась рукой за свой шов. Так, глядя на него, Наташа и принялась перетаскивать меня с кровати на каталку. "Нет, видно, никуда я ночью не бродил", - мелькнуло в голове, когда ноги у меня подогнулись и я стал мягко валиться на пол, теряя сознание. Я успел заметить поднявшуюся суету, метнувшуюся ко мне Кларину, вскочившего на ноги Славку, и то, как вместе с А.А. они укладывали меня назад на кровать. И снова все поплыло перед глазами, и я отключился.
Очнулся я, когда рядом загрохотала тренога, на которой укреплена была высокая палка, а на палке висел прозрачный мешок с кровью. Такой я уже видел в реанимации.
Далее началось представление, не очень для меня безопасное, но напомнившее загробную пляску душ, как в дантовой комедии: они вились, изгибались, ныряли под кровать, а на переднем плане - что-то громоздкое, волосатое, бородатое. Сквозь дурноту я все же понял, что А.А. пытается что-то сделать, но у него не получается. Сначала он дважды тыкал в мешок с кровью иголку, через которую кровь по трубочке должна была попадать в другую иголку, которую нужно было воткнуть мне в вену, чтобы перекачать кровь. Но как-то так получалось, что кровь стала капать на пол, на простыню, на брюки А.А. Кое-как, с третьей попытки он попал второй иглой мне в вену. Вытер пот со лба.
– Приду через полчаса.
– И вышел.
Прошло часа два. Всё успокоилось. Доктор Тать снова приказал готовить меня к колоноскопии. Опять явилась сестра Наташа с креслом-каталкой, с помощью Кларины отвезла меня в процедурную. Там ближе к окну стояла широкая скамейка, на которой, как я уже поминал, делали клизму после касторки, чтоб прочистить желудок для колоноскопии.
А еще через час Кларина сопровождала лежачую каталку, на которой две невысоких сестрички везли меня на колоноскопию, в маленькую комнатку, где за белой ширмой меня уложили на топчан. Кларине велели остаться за дверью, женщина-врач в синем халате со странным длинным аппаратом с лампочкой на конце подошла ко мне. Известна шутка Михаила Светлова, сказавшего врачу-мужчине после такой процедуры: "Доктор, после того, что между нами было, мы могли бы перейти на "ты". Мне колоноскопию делала средних лет восточная женщина, которая была недовольна, что плохо вычищен желудок, и всё ворочала в моем заднем проходе этим аппаратом, как штырем. Но ничего в нижней части прямой кишки она не обнаружила.
– Ничего не вижу, - сказала она.
– Может, хватит с них вашей диффузии? Вполне от этого могло кровить. Разве что Шхунаев решит лапароскопию делать. Ну тогда как повезет.
На мой вопрос, что такое лапароскопия и зачем мне ее делать, она, глядя в сторону, усталым голосом объяснила, что в нижней части живота делается дырочка, туда запихивается поисковый шланг с лампочкой и рассматривают, нет ли язвы в тонком кишечнике. Если же не обнаружат, то другой бы отпустил, а уж Шхунаев как решит. На вопрос, кто такой Шхунаев, она сказала, что он сам ко мне подойдет.
И он подошел.
В палате я спросил соседей, не знают ли они, кто таков Шхунаев.
– А шху его наев!
– сострил англизированный дипломат Юрий Владимирович.
Славка, может, и не понял, но созвучию ухмыльнулся.
Только жена ушла домой присмотреть за дочкой и приготовить мне новую порцию питательной пищи, как в палату шагнул врач. Он был в белом халате, как и положено, сутуловат, но странное лицо - квадратная челюсть с вытянутым книзу острым подбородком, длинный, тоже смотрящий вниз острый хрящеватый нос, раздвоенный на конце, как язычок змеи, и уходящий назад голый лоб с залысинами, густые брови кустиками и очень нечестные глаза, которые не скрывали, что их владелец способен на самые разнообразные поступки. Разговор с ним сейчас вспоминаю, как нечто невзаправдошнее, как глюк, как то, что мне примерещилось.