Рождественская история, или Записки из полумертвого дома
Шрифт:
Пас в сторону - о женщинах
Потом на каталке повезла меня пришлая сестричка на рентген желудка. Оставила в коридоре на первом этаже, где собралась очередь, и пошла к врачу договариваться, чтобы меня пропустили первым. Было зябко. Под простыней я мерз и слушал разговоры - столь же безумные, как и прежние. Мужик в зимней шапке-ушанке и в черном костюме. Лицо европеоидное. Разговаривает сам с собой вслух, хотя не старик и на тихо помешанного не похож:
– Вот я наполовину мусульманин. А еще наполовину католик. Да и сам в православной стране. Всем этим занят, всему надо соответствовать. Вот у вас в православии сколько руководителей?
– обращается он к бабке с клюкой, которая только что жаловалась, что мы самая богатая страна, а американцы заставляют нас жить бедно.
– Я не знаю, я же русская, - отвечает та тихо и столь же бессмысленно.
Меня всё же пропустили без очереди. А дальше пил белую густую жидкость, ее же клизмой закачивали мне в желудок с другой стороны. Потом врач долго вертел меня и сказал, что желудок мой имеет каскадную форму, но ничего больше не отметил. Потом меня отвели в специальный туалет, чтоб я освободился от этой белой жидкости, и я сидел на холодном ободке толчка с отломанным сиденьем, тупо глядя в газетные страницы, выданные мне не для чтения. Но все же прочитал что-то из жизни звезд. Что мне с того, какая у них там жизнь! Да почти такая же, только всякими словами и одеждами прикрытая.
А затем я снова очутился в своей палате.
– Да чушь все это, - говорил Юрий Владимирович, - просто бабок все хотят. Каждый ищет, где найти можно. Заплати любому тысячу баксов, он и отстанет.
– Кто такое заработать может?!
– охнул Глеб.
– Пожалуй, мне такого не заработать, - сказал я, хотя думал о другом.
– Да брось ты, просто наша лень, - возразил высокомерно мидовец. Работать надо. Вот моя баба вкалывает с восьми до полуночи, так она пять тысяч баксов в месяц получает. Другой же получает пятьдесят баксов, по-нашему полторы тысячи деревянных, в месяц, а на остальные четыре девятьсот пятьдесят долларов бездельничает, получает, так сказать, натурой, ленью. Вот ты, Славка, пока у немцев работал, небось почти не спал.
– Да я с нашей фирмой работал, - хмыкнул Славка.
– Спал больше, чем в Москве, а дойче марки шли. Да не в работе дело, а в чем-то еще. Кто-то так устроен, что у него всегда бабки, а кто-то иначе.
– Это у кого какое счастье, кто жизнь понимает, у того все схвачено, задумчиво сказал подросток-наркоман, явно начинающий задумываться, как жить дальше.
– У нас сосед по подъезду мясную лавку держит. Сговориться сумел. Сошелся с церковной мафией, тридцать три тысячи баксов отслюнил, получил киоск, в виде часовенки построен, на крыше, правда, не крест, а шар такой. На верхнем этаже иконы, свечки, религиозные всякие там книги, церковную утварь продают, а на первом у соседей колбасный магазин.
– Небось, и в пост торгуют?
– позавидовал дедок.
– Конечно, торгуют, иначе прогорели бы. У него жена - еврейка, - пояснил подросток.
– А мне наплевать на бабки! Юрий вот говорит, что я не вкалываю с утра до вечера, потому и баксов нет. А куля я делаю, если не вкалываю?
– вдруг махнул рукой Глеб.
– Но я своей жизнью доволен. Я вообще везучий. Все на меня падает. Да мимо проходит. Бобину как-то раз сорвало со станка, крутануло в воздухе, но в аккурат на волосок мимо головы пронесло. Ножиком пырнули, когда с девушкой гулял, но я выжил. Я вот после операции думаю с женой в дом отдыха от работы махнуть. Я ведь счастливчик. И неважно, что плохое случается. Я вам о свадьбе своей скажу. Я невесту-то из машины на руки подхватил, шагнул, а начало марта, ледок, я в луже и поскользнулся.
– Он захохотал.
– Невеста в платьице таком воздушном была и попу свою в луже намочила, у меня же, пока пытался ее удержать, ноги разъехались и брюки по шву распоролись. А свидетелю в этот момент теща с перепугу автомобильной дверцей пальцы на руке раздробила. И ничего. Все проходит. С тех пор жили хорошо. Я из всего выкрутиться умудряюсь.
– Нельзя так говорить!
– вдруг почти злобно сказал Славка.
– Это точно, - глядя в потолок, отозвался бесцветным голосом Паша-наркоман.
– У нас один так хвастался, а потом перекурил и в окно с одиннадцатого этажа вышел.
Дедок захихикал, да так, что банки на жгутах затряслись и жидкость расплескалась. Он замахал руками и заклекотал:
– Один мудак у нас все хвалился, что проедет в ворота на грузовике на скорости сто километров, и - кулдык-мулдык - столб снес, и рельсом из сарая ему голову снесло, а тоже удачлив был. Хи-хи!
– Расхихикался дедок, - сказала полнотелая Наташка, занося себя в палату.
– А я с уколами к вам пришла. Давайте-ка все попами кверху.
Делала она уколы не очень хорошо, больно, хуже Сибиллы, но лучше Кати. Все поеживались, переворачиваясь после укола на спину. Подойдя к Юрию Владимировичу, она вдруг смущенно покраснела и, глядя в сторону, пригласила его в процедурную:
– Вы уже мужчина здоровый, вставать можете. Сейчас я вам здесь сделаю, а уж потом буду делать в процедурной.
– Что делать-то будешь?
– игриво-молодцевато спросил Юрка, работая явно на публику.
– А вы какой интересный! Все вам и скажи сразу!
– И, не сводя с красавчика дипломата глаз, исчезла за дверью.
– Самая большая удача, - задумчиво произнес Славка, когда Наташка вышла, это баба хорошая. Да, поди ж ты, их одна на миллион!
– А у тебя что, плохая?
– спросил юнец.
– Да не, ничего. Но знаю, что бывают лучше.
– А ты сам старайся, - сказал Глеб.
– И она тебя есть не будет.
– Да не ест она меня, - возразил Славка.
– Но ворчит - это да. Думает, что я не от болезни, а от лени по дому чего-то не делаю. Не верит, что болею.
Юрий Владимирович подначивающе ухмыльнулся:
– А ты ее прогони! У моего приятеля, как он повышение по службе получил, жена тоже свихнулась. С ума сошла. Испугалась очень, когда у них машину с дачи воровали. Сначала мания преследования. А потом мания величия. Вообразила, сука, себя особой королевской крови. Был слет королевских семейств в Турции. Так она тоже туда отправилась. Продала две своих квартиры - в Сочи и в Киеве. На эти деньги и поехала. Жила в соседней шикарной гостинице. Вернулась и решила, как и положено особе королевской крови, отправиться на сафари в Африку. На остатки денег и поехала. Взяла все бабки и поехала. А там уже в пустыне напилась с кем-то и велела сыну везти ее в город. Уж как их там львы не съели, как он машину вел (первый раз ведь!) и до гостиницы доехал - не знаю. А эта стерва лежала на заднем сиденье и только кричала: ""Осторожнее! Не тряси! Ты везешь особу королевской крови!"" Мужик ее, натурально, выгнал. Но она все равно при баксах, работа денежная, и с работы ее не поперли. Значит, может себя в руках держать! Блажила, может? Баб надо гнать без жалости, тогда толк будет.
Славка посмотрел на него без иронии:
– Да как прогонишь? Моя с семи лет за мной таскается. Я уж ее и бил, и топил - и все ничего: как тогда прилипла, так и посюда. Бывало, детьми в лес пойдем, я ее поймаю, побью, чтоб за мной не вязалась. И все без толку. И физиономию, когда в лесу ягоды собирали, черникой мазал. Гнал от себя. А она ни на шаг.
Он вдруг встал с постели и прошелся по палате, усмехаясь во все свое круглое рябое лицо.
– Зато на свадьбе как гуляли! Целую неделю обе наши деревни пьяные были. Она из деревни Челобитьево, а я - из Ватутино. Рядом эти деревни в Москве были. Из каждого дома пришли. Как говорят: в каждом домyy по кумyy. Особенно тесть расстарался. Всех поил-кормил, а для тех, кто уже в комнату заползти не мог, в сенях поставил бадью с самогоном и ковшик рядом положил. Всякий брал, зачерпывал, а тесть, если видел, огурец ему соленый выносил. А не видел, так рядом миска с огурцами стояла, могли и сами взять и закусить. Бабки пели нам величальные песни, собирали деньги, потом на них еще пили. Те, что пожаднее и подомовитее, свою долю домой заносили, а потом назад бежали и пили на халяву. Такой свадьбы больше не было. А потом я в Москву поехал работать, так она меня письмами закидала. Вообще-то писать не любит, а тут кажный день писала, пока не приехала ко мне. Так и прилипла.