Рождество Эркюля Пуаро

Кристи Агата

Полковник Джонсон, главный констебль Миддлшира, мог считать, что нет ничего лучше дровяного камина, но Эркюль Пуаро нисколько не сомневался, что центральное отопление во много раз лучше!

– Удивительная история это дело Картрайта [9] , – заметил хозяин дома. – Необычайный человек! Какое поразительное обаяние! Когда он пришел сюда с вами, все были буквально готовы есть у него из рук. – Полковник покачал головой. – Такого дела у нас больше никогда не будет! К счастью, отравление никотином встречается редко.

9

См.

роман «Трагедия в трех актах».

– В былые времена любое отравление считали неанглийским преступлением, – усмехнулся Эркюль Пуаро. – Абсолютно неспортивным изобретением иностранцев!

– Едва ли, – возразил главный констебль. – Отравлений мышьяком у нас более чем достаточно – возможно, о многих случаях мы даже не подозреваем.

– Весьма вероятно.

– Дела об отравлении всегда самые запутанные, – продолжал Джонсон. – Противоречивы показания экспертов, да и врачи крайне осторожны в своих заключениях. Такое дело нелегко представить суду присяжных. Нет, если уж убийство обязательно должно произойти (упаси боже!), то подавайте мне такое, где не будет никаких сомнений относительно причины смерти.

Пуаро кивнул:

– Пулевое ранение, перерезанное горло, проломленный череп… Таковы ваши предпочтения?

– Не называйте это предпочтениями, дружище! Не думаете же вы, что мне доставляют удовольствие дела об убийствах. Надеюсь, больше мне не придется с ними сталкиваться. Во всяком случае, во время вашего визита мы в полной безопасности.

– Моя репутация… – скромно начал Пуаро.

Но Джонсон не дал ему закончить фразу.

– На Рождество повсюду воцаряются мир и покой, – сказал он.

Эркюль Пуаро откинулся на спинку стула, соединил кончики пальцев и задумчиво посмотрел на хозяина дома.

– Значит, по-вашему, – осведомился он, – Рождество – неподходящее время для преступления?

– Вот именно.

– Почему?

– Почему? – Джонсон был слегка сбит с толку. – Ну, как я только что сказал, повсюду мир, покой, веселье и все в таком роде.

– Англичане так сентиментальны! – вздохнул Эркюль Пуаро.

– Ну и что? – с вызовом откликнулся Джонсон. – Что, если нам нравятся наши старые традиционные праздники? Какой в этом вред?

– Вреда никакого. Напротив, это очаровательно. Но давайте обратимся к фактам. Вы сказали, что Рождество – время веселья. Это подразумевает много еды и питья, не так ли? Иными словами, переедание! Но переедание влечет за собой несварение, а несварение, в свою очередь, чувство раздражения.

– Раздражение, – заметил полковник Джонсон, – не является причиной преступления.

– Я в этом не уверен! Теперь другой момент. На Рождество воцаряются мир и покой, все старые ссоры забываются, и наступает примирение – во всяком случае, временное.

– Да, топор войны зарывают в землю, – кивнул Джонсон.

– И родственники, жившие порознь весь год, – продолжал Пуаро, – вновь собираются вместе. Вы должны признать, друг мой, что в таких условиях часто возникает напряженная атмосфера. Люди, не испытывающие дружелюбия к окружающим, изо всех сил стараются выглядеть дружелюбными! Таким образом, Рождество –

время лицемерия, пускай вполне достойного, к которому прибегают pour le bon motif, c’est entendu [10] , но тем не менее остающегося таковым.

10

Из лучших побуждений, разумеется (фр.).

– Ну, я бы не ставил вопрос таким образом, – с сомнением произнес полковник Джонсон.

– Нет-нет, – улыбнулся Пуаро. – Это я его ставлю, а не вы. Я указываю вам, что при подобных обстоятельствах – душевном напряжении, физическом malaise [11] – легкая неприязнь и тривиальные разногласия могут внезапно принять более серьезный характер. Притворяясь более дружелюбным, благожелательным и великодушным, чем он есть на самом деле, человек постепенно начинает вести себя куда более неприятно и даже жестоко, чем в обычных условиях! Если вы воздвигаете преграду естественному поведению, mon ami [12] , плотина рано или поздно прорывается, и наступает катастрофа!

11

Недомогание (фр.).

12

Мой друг (фр.).

Полковник Джонсон с подозрением посмотрел на гостя.

– Никогда не знаешь, когда вы шутите, а когда говорите серьезно, – проворчал он.

– Разумеется, я шучу, – улыбнулся Пуаро. – Но то, что искусственные условия вызывают естественную реакцию, – чистая правда.

В комнату вошел слуга полковника.

– Звонит суперинтендент Сагден, сэр.

– Сейчас подойду.

Извинившись, главный констебль вышел из комнаты.

Вернулся он минуты через три. Его лицо было серьезным и озабоченным.

– Черт возьми! Убийство, да еще в сочельник!

Пуаро поднял брови:

– А это точно убийство?

– На сей раз не может быть никаких сомнений. Это убийство, и притом зверское!

– Кто жертва?

– Старый Симеон Ли. Один из богатейших людей в этих краях! Сколотил первоначальный капитал в Южной Африке – золото… нет, кажется, алмазы, – а потом заработал огромное состояние, производя какое-то хитроумное приспособление для горнопромышленного оборудования. По-моему, его собственное изобретение. Говорят, он дважды миллионер.

– И он пользовался популярностью? – спросил Пуаро.

– Не думаю, чтобы его особенно любили, – медленно ответил Джонсон. – Симеон Ли – довольно странный тип. Последние несколько лет он был инвалидом. Я не слишком много о нем знаю. Но, конечно, он был одной из крупнейших фигур в графстве.

– Значит, из-за его убийства поднимется шум?

– Безусловно. Я должен как можно скорее быть в Лонгдейле.

Полковник с сомнением посмотрел на гостя. Пуаро откликнулся на его немой вопрос: