Рождество по-новорусски
Шрифт:
– Ага, – кивнул Липский.
– А сейчас охрану сняли.
– Мне Гринчук говорил. Совсем недавно.
Шмель остановил машину перед калиткой.
Улица была засыпана снегом. И перед калиткой следов не было.
Не было следов и во дворе.
– Ключи, – коротко сказал Шмель, протягивая руку к Леониду.
Открыл два замка. Уточнил и набрал код на третьем.
В доме было темно. Темно и тепло.
Шмель включил свет в коридоре. Подождал, пока Леонид зайдет, и закрыл за ним дверь.
– Проходи, – приказал Шмель.
Липский дошел до холла и остановился в дверях.
– Чего стал? – спросил Шмель. – Приведение увидел?
Липский протянул руку и нажал на выключатель.
В углу стояла елка.
Диван был прикрыт простыней, словно покойник саваном.
Ковер с пола убрали и кровь с обоев смыли. Но дыры от пуль на стенах остались.
Леонид осторожно прошел по комнате. Направился, было к лестнице на второй этаж.
– Спать собрался? – окликнул его Шмель.
– Спать собрались? – услышал Владимир Родионыч, поднеся трубку к уху.
– Нет, Юрий Иванович, не собрался, хотя это и не прощает ваш звонок в три часа ночи.
– Ничего, потрепите, – без выражения сказал Гринчук.
– Мне показалось, или это действительно было хамство? – осведомился Владимир Родионыч.
– Понимайте, как хотите, – ответил Гринчук.
– И вы позвонили мне среди ночи, чтобы нахамить? И все?
– Я позвонил вам среди ночи, чтобы поделиться с вами некоторыми соображениями.
Владимир Родионыч потер переносицу.
– Давайте вы это сделаете с утра? Часиков в девять, если вам неймется.
– Лучше прямо сейчас, вы ведь не захотите узнать все в последнюю очередь?
– Что узнать?
– Все. Например, то, что осталось немного непонятного во всем произошедшем. Вам ничего не показалось странным в самоубийстве Виктора Евгеньевича?
Владимир Родионыч посмотрел на часы, висевшие на стене. Три часа восемнадцать минут. Показалось ли ему что-то странным? А самоубийство вещь сама по себе не странная?
– Там было достаточно много странного, – сказал Владимир Родионыч. – Послушайте, Гринчук, если уж вам так не терпится поставить меня в известность о чем-то, то приезжайте прямо ко мне. Все равно спать не дадите.
– Лучше по телефону, – сказал Гринчук. – Лучше – по телефону, честное слово. Я тут могу быть немного занят.
– Ладно, давайте по телефону, – обреченно согласился Владимир Родионыч. – Что там было странного?
– Представим, что вы решили покончить с собой, – сказал Гринчук.
– Не с вашим счастьем, – желчно произнес Владимир Родионыч.
– Только представим.
– Хорошо. Я захотел покончить с собой.
– Отлично. У вас есть возможность выстрелить в себя из длинного и неудобного ружья, или из компактного, как бы специально для этого предназначенного пистолета. Ваш выбор?
– Ну… Мне трудно выбрать. У меня в этой области мало опыта. Наверное, пистолет.
– Правильно, – согласился Гринчук. – А Виктор Евгеньевич достал из оружейного сейфа мушкет, собрал его, потому, что нельзя ружья хранить в собранном виде, и стрельнул. А пистолет оставил лежать в другом сейфе. Скажите, кто стал бы стрелять из ружья, когда есть пистолет?
– Ну…
– Правильно, тот, кто не знает, что в сейфе есть пистолет.
– Вы хотите сказать, что его все-таки убили? – насторожился Владимир Родионыч.
Это начинало походить на фарс. Раз за разом у них появлялась уверенность в том, что все стало понятно, что они выяснили все потаенные пружины этого грязного дела, но настырный Гринчук раз за разом вытаскивал очередные скелеты из объемистых шкафов новых русских дворян.
– Его убили? – повторил свой вопрос Владимир Родионыч.
– Да. И Громова, охранника Чайкиных, который охмурял несовершеннолетнюю перед видеокамерой, тоже убили. Два раза имитировать самоубийство – однообразно и свидетельствует о недостатке фантазии. Кстати, вы явно не интересовались тем, первым самоубийством.
– У меня и без того множество проблем.
– Да. Согласен. А у меня на тот момент, спасибо похитителям, проблем было поменьше, и я тем самоубийством заинтересовался. То, что Громов не был склонен к таким решительным делам – оставим за кадром. Мало ли, что с ним могло случиться? А вот наркотики в бачке – перебор. Громов наркотиками точно не занимался, иначе нам не пришлось бы их ему подбрасывать.
Владимир Родионыч застонал.
– Что? – переспросил Гринчук.
– Вы так спокойно об этом говорите…
– А мне нужно было рассказать все, как было на самом деле? Сообщить всем, что Громов с корыстными целями трахает девчонку? Не смешите меня, Владимир Родионыч. Мы спокойно вывезли Громова в лес, устроили показательную подготовку к повешенью…
– Так это ваша работа – та петля?
– Наша, наша… Дело не в этом. Дело в другом. Каюсь, решил сыграть в Робин Гуда и заставить подонка вернуть деньги одной пострадавшей из-за него девушке.
– Как трогательно!
– Что сделал Громов? Он ведь, как оказалось, не сам планировал свои отношения с Милой. Он выполнял указания. И сразу же позвонил тому, кто его на это поставил…
– Виктору Евгеньевичу?
– Нет. Не Виктору Евгеньевичу. Громов позвонил другому человеку, который сказал, что зайдет к нему в гости. И зашел. Оставил Громову пулю в голове и наркотики в бачке. А унес с собой, помимо видеокамееры и кассет, еще одну очень важную для себя вещь.
Гринчук сделал паузу.