Рождество по-новорусски
Шрифт:
– Вы хотите, чтобы Гринчук нашел похитителей прямо сразу после нападения? Или еще лучше, до нападения? И вынул Леонида как кролика из шляпы?
– А пацан, между прочим, не кролик, – закончил свою краткую речь Гринчук.
В комнате было холодно, даже холоднее чем на улице. Промерзшие за ночь стены жадно высасывали тепло отовсюду, до чего могли дотянуться.
– И наручники пора уже снять. Руки замерзли, – Гринчук поднял скованные запястья вверх.
– Потерпишь.
– Что? – осведомился Гричук таким тоном, что Шмель вздрогнул и поправился.
–
– Вынужден в таком случае вас предупредить, – официальным тоном сказал Гринчук. – Если в течение пятнадцати минут вы не прекратите это безобразие, и не перестанете отвлекать меня от моей работы, я вынужден буде принять меры. И меры эти…
– Ты уже говорил это Липскому. И Липского украли. Теперь что, ты еще мне угрожаешь? – Шмель встал с ящика, который служил ему стулом.
– Я предупреждаю, – сказал Гринчук. – Ставлю в известность. Даю возможность избежать неприятностей.
– Через пятнадцать минут? – переспросил Шмель.
– Что-то около этого. Хотя… – Гринчук чуть замялся, – возможно, что уже поздно.
– В смысле?
– Ну, у вас нет уже пятнадцати минут.
Шмель механически глянул на свои часы. Перевел взгляд на Гринчука. Тот пожал плечами с несколько виноватым видом.
– Понимаете, я человек предусмотрительный, и на всякий случай… – Гринчук улыбнулся своей замечательной раздражающей улыбкой, – на такой как сегодня случай, принимаю некоторые меры безопасности. И меры эти включаются независимо от моего желания, или от желания моих собеседников. Таких, как вы.
Если бы вы позволили мне сделать один звонок и сняли бы с меня наручники, наш разговор мог бы продолжаться еще некоторое время. Но, поскольку вы…
Дверь в комнату распахнулась, и быстро вошел Егор. Он поманил к себе Шмеля и стал что-то тихо говорить ему на ухо, бросая быстрые взгляды на Гринчука.
– Проблемы со связью? – спросил Гринчук. – Дозор не отвечает?
Шмель обернулся к подполковнику.
– Ничего, это бывает. Один из парней отошел отлить, примерз струей, а второй стал его отдирать и тоже застыл. Оба не могут ответить на вызов. Возможны и другие варианты, но вы голубых, я полагаю, на службу не берете. Так? – Гринчук просто источал благожелательность и сочувствие. – А вы кого-нибудь пошлите проверить. Одного-двух. Как в фильмах ужасов. Я сам эту фигню не люблю, но знаю, что там поступают именно так. Один пропал, за ним посылаю второго. Потом третьего. Потом остается последний. И становится понятно, кто же главный монстр. Действуйте, Шмель.
Из пустого цеха, куда выходила дверь комнаты, донесся вдруг тревожный крик.
Егор бросился в ту сторону, Шмель оглянулся на Гринчука, потом неуверенно посмотрел вслед Егору.
– А может, – невинным тоном сказал Гринчук, – это действительно связь вышла из строя? Рация сломалась?
Рация не сломалась. Она исправно передавала встревоженный голос Егора двум охранникам на просеке. И охранники слышали этот голос. Как слышали звонки мобильных телефонов, через которые их товарищи пытались продублировать связь. Но ответить охранники не могли.
Очень трудно ответить на телефонный звонок или вызов по рации, когда у тебя руки не просто связаны за спиной, но еще и привязаны к дереву. А рот заткнут вместо кляпа собственной перчаткой. Технику здесь винить было не нужно. Как не виноваты были машины, стоявшие во дворе.
Один из пары охранников, дежуривших там, как раз остановился, чтобы прикурить, когда скат «вольво» вдруг лопнул. Зашипел, выходя, воздух, и машина осела на бок. Пробитое колесо шипела, как змея. Через секунду змей стало две, потом три. Четыре. Одно за другим лопнули колеса на двух других машинах.
Охранники быстро сообразили, что так весело лопаются шины только от попаданий пуль. Сообразили это охранники уже на ходу, вбегая в здание мастерских.
Когда дверь за последним из них захлопнулась, две пули звонко щелкнули по бетону возле двери, как бы намекая, что выходить здесь не стоит.
Ветер крикнул, подзывая Егора, который как раз докладывал Шмелю о проблемах связи.
Егор подбежал к Ветру, выслушал его. Потом осторожно, вдоль стены, подкрался к входной двери и толкнул ее. В щель тут же влетела пуля и весело отскочила от бетонного пола.
– Твою мать, – сказал Егор и так же аккуратно ушел от двери.
– Что там? – спросил Шмель.
– Там кто-то классно стреляет. Из ствола с глушителем.
– Блин, – сказал Шмель, посмотрел на часы и оглянулся на дверь, в которой оставил Гринчука. – Думаю, это за ним.
Егор тоже посмотрел на дверь. Потом перевел взгляд на окна, которых под потолком было много. Одного толкового стрелка хватило бы, чтобы вычистить цех. А стрелок в лесу был явно толковый.
– Забирай этого, – приказал Шмель, доставая пистолет. – Ветер держит дверь, а вы втроем… Тут еще есть выход?
– Сзади, – сказал Ветер. – Ворота.
– Тогда Сергей следит за воротами, а двое смотрят на окна, – Шмель обернулся к Егору. – Тащи Гринчука. Мы его сейчас, падлу, поставим к двери, а тогда поговорим с теми орлами.
– Сейчас, – сказал Гринчук тихо. – Вот сейчас мы все бросим и поставим Гринчука к двери.
Наручники он уже снял. Ключ на всякий случай он носил с собой всегда. Хорошие привычки очень способствуют сохранению здоровья.
Егор, говоришь… Самбист, говоришь…
Такое случается и с людьми опытными. И случается такое, когда опытный человек вдруг выпускает из виду пустяковое обстоятельство.
Когда Егор направился к двери, со звоном разлетелось единственное уцелевшее в окнах стекло. Осколки посыпались вниз, Шмель и охранники метнулись к стенам, поднимая оружие.
Егор сделал то, что в других обстоятельствах постарался бы не делать. Он влетел в комнату сразу, не посмотрев, продолжает ли задержанный сидеть на бочке, возле стены. И если бы посмотрел, то увидел, что задержанный как раз на бочке не сидит, а вовсе даже стоит возле двери. И держит в руках обломок доски.
Но Егор этого не заметил. Он вбежал в комнату. Ему еще могло повезти. Будь Гринчук человеком менее опытным, то удар обрушился бы либо на макушку, либо на затылок. В этом случае, меховая шапка вполне могла бы удар если не парировать, то смягчить.