Рождество по-новорусски

Золотько Александр Карлович

Владимир Родионыч не ответил, пока не допил чай.

Полковник ждал.

Владимир Родионыч отставил пустой стакан. Провел ладонью по крышке стола, словно стирая невидимые крошки. Побарабанил пальцами.

– Я могу ему запретить, – сказал, наконец, Владимир Родионыч, – хотя прекратит он или нет – вопрос спорный. Я могу вмешаться после того, как он найдет…

– Если он найдет, – поправил Полковник.

– После того, как он найдет, – повторил Владимир Родионыч. – Но не знаю, чем обернется

это мое вмешательство. Я все больше ощущаю себя человеком, выпустившим джина из бутылки.

– Бросьте, Владимир Родионыч! Он же обычный толковый мент. Всего лишь.

– Нехорошо иронизировать над председателем совета. Главное на сегодня – совет решил прекратить дело о похищении. Все действительно понятно. А Гринчук пока может заниматься тем, чем хочет. Хотя я думаю, что вряд ли у него что-то получится.

– Время покажет, – сказал Полковник.

Что именно должно было показать время – сказать было трудно. В двадцать один ноль-ноль, например, время показало, что и Гринчук и Инга одинаково точны.

Ко входу в «Космос» они прибыли одновременно.

Цветов Гринчук не принес.

– Добрый вечер, – сказал Гринчук, пожимая протянутую для поцелуя руку.

Выглядел это жест, естественно, нелепо, Инга, осознав это, руку высвободила несколько резче, чем полагалось воспитанной даме.

– Прошу в кабак, – сказал Гринчук.

У него начала болеть голова. От позавчерашней шишки боль толчками распространялась по всей голове, концентрируясь, однако, больше у висков.

Инга вошла в ресторан, молча скинула пальто на руки Гринчука и отошла к зеркалу.

Гринчук сдал вещи в раздевалку и, не оглядываясь, двинулся в зал. Инга пошла следом.

Губы ее были крепко сжаты.

Столик был забронирован, метр проводил Гринчука к нему. Гринчук оглянулся на Ингу, ухмыльнулся, но все-таки дождался ее, и придержал стул, когда она садилась. Потом сел сам.

Ансамбль на сцене наигрывал что-то неопределенное.

Подошел официант и зажег свечу. Положил перед Ингой и Гринчуком по экземпляру меню.

– Что будете есть? – спросил Гринчук.

– Я не голодна, – несколько холоднее, чем то разрешали правила хорошего тона, ответила Инга.

– А зачем тогда мы пришли в кабак?

– Потому что вы меня пригласили, – сказала Инга.

– И потому, что шеф не запретил, – добавил Гринчук.

В глазах Инги сверкнуло что-то такое, что Гринчук чуть было не пригнулся, словно от пули.

– Вы ведь сообщили шефу о моем приглашении?

– Да, – сказала Инга.

– И продали меня с потрохами по поводу четырех миллионов долларов?

– Да.

– Он очень удивился?

– Нет.

Подошел официант.

– Погуляй, пока, Коля, – сказал Гринчук, и официант ушел.

Инга холодно рассматривала Гринчука.

–

А чего это вы на меня так недовольно смотрите? – спросил Гринчук. – Будто это не вы меня, а я вас сдал? В чем обида?

– В вашем поведении, – сказала тихо Инга.

Тихая ярость шла ей необыкновенно. Мужики с соседних столиков поглядывали в ее сторону все с большим интересом.

– В моем поведении? – удивился Гринчук. – Это значит я, как сука, бегаю стучать?

– Как стерва, – поправила Инга.

– В смысле?

– Полковник выразился обо мне, как о стерве.

– Он слабо разбирается в реалиях конкретных пацанов. Начать доносить – это значит ссучиться. А доносчик, соответственно, сука.

– К тому же звучит оскорбительнее, – Инга позволила себе чуть улыбнуться.

– Конкретнее звучит. Конкретнее, – сказал Гринчук.

– Вы знали, что я сука и, тем не менее…

– Пригласил вас в кабак.

– Да.

– Это все очень просто, милая моя Инга. Я вас пригласил для того, чтобы сделать вам предложение.

– Я не собираюсь замуж.

– А я и не предлагаю. С вами дружить, Инга, все равно, что с коброй в одной постели спать.

Это казалось невозможным, но Инга все-таки похорошела еще больше.

Кавказец за соседним столиком пробормотал что-то по-своему и уронил вилку. Подозвал к себе официанта и что-то начал ему говорить, не сводя взгляда с Инги. Официант кивал и записывал.

– Сразу хочу вас предупредить, – улыбка Гринчука была широкой и искренней. – Вы меня не возбуждаете. Трахнуть вас я, наверное, смог бы, но без особого желания. Так, на голой технике.

Кавказец за соседним столиком опрокинул на пол бокал. Зазвенело стекло, но Инга не отвела сияющего опасным светом взгляда от Гринчука.

– Вы должны были понять, что я собрался найти пропавшие деньги. Вы это поняли и донесли своему шефу. Теперь шеф будет думать, я вправду собрался искать деньги, или удумал чего-то другое. Например, трахнуть его стерву.

– Тогда уж суку, – напомнила Инга.

К столику подошел официант с подносом:

– Извините пожалуйста, вам просили передать вот это…

На подносе стояла бутылка вина и букет роз.

– Хорошее вино, – оценил Гринчук. – Будем пить?

– Это, как я понимаю, только мне, – сказала Инга.

– Да, вам, – подтвердил официант. – От кавалера из-за соседнего столика. В знак преклонения перед вашей красотой.

– Любезнейший, – произнесла Инга тоном наследной принцессы, – передайте кавалеру из-за соседнего столика, пусть он это вино вместе с букетом засунет себе в жопу.

Официант подноса не уронил. Удержал, но из последних сил. Затравленно оглянулся на кавказца. Подошел к нему и что-то сказал. Кавказец угрюмо кивнул.