Рождество по-новорусски
Шрифт:
– Не нужно тебе о деньгах говорить, – сказала Ирина. – Ты не за деньги людям служишь. Не доведет тебя это до добра.
– Да? – переспросил Гринчук. – Не доведет… А что доведет? Праведная жизнь? Убили четырнадцать человек, среди них женщины и дети. Четырнадцать!
Ирина перекрестилась.
– И что? Мои нынешние работодатели решили, что все понятно, что не стоит гнать волну и осложнять жизнь своим приятелям, новым русским дворянам. И они так торопились прикрыть это дело, что даже чуть не прикрыли его до получения веских аргументов…
– Так ведь есть веские аргументы? – отметил Доктор. – Вы ведь сами сказали, что они есть.
– Есть, – согласился Гринчук, – но это все значит также, что ни я, ни Михаил им не нужны. Абсолютно. Им хватит господина Шмеля с товарищами.
– Ты, Юра, не психуй, – сказала строго Ирина. – Лучше возьми и уйди.
– Я-то могу уйти. Даже рапорта писать будет не нужно, – Гринчук взял с вазы баранку и с хрустом сломал ее в кулаке. – Я-то уйду. А Мишка? Что с ним делать?
– А что Миша? – сразу насторожилась Ирина.
– А его не отпустят. Он слишком опасен, как они считают. Ему же в армии мозги кодировали, помните? Он ведь до сих пор не помнит, как его звали на самом деле, откуда он родом и осталась ли у него семья. Не помнит… И он может сорваться в любой момент… А остановить его могу только я, только мне отдал Полковник код, который может выключить у Михаила боевой режим. Меня отпустят, если что. А Мишку…
– Как-то вы, Юрий Иванович, смотрите на все слишком печально. Веселее нужно быть, – опасливо покосившись на замершую Ирину, сказал Доктор. – Вот, помню, был у меня случай…
– Меня уже предупреждали, – сказал Гринчук.
Доктор осекся и снова оглянулся на Ирину.
– А эти деньги… – медленно, словно во сне, спросила Ирина, – эти твои четыре миллиона, они помогут Мише?
– Я смогу ему помочь, – решительно сказал Гринчук. – Врачей найму, отвезу за границу, найму здесь кучу народа, чтобы они нашли его родных. Выверну армейские архивы, чтобы вытащить на свет божий тех уродов, которые у него в голове копались.
Ирина встала из-за стола и вышла на кухню.
– Это очень большие деньги, Юрий Иванович, – сказал Доктор. – Они могут убить. Когда мы жили в Норе, я ведь никогда не воровал, извините, ценные вещи. Только еду и выпивку. Еще что-то из одежды. А золото или кошельки – за это могли просто убить. А эти четыре миллиона долларов… Да их вообще, может, уже нет в городе. Вы же…
– Они в городе. Они где-то в городе. Их взяли трое похитителей, потом поехали на завод, где держали Липского и там погибли. Денег при них не нашли. Выходит, что спрятали они доллары где-то по дороге, – Гринчук постучал по столу ребром ладони. – И эти деньги можно найти. Нужно. И на них мы сможем сделать все – вылечить Михаила, купить Нине новый клуб, а не тот подвал, который сейчас у нее, даже вашу мечту можно осуществить, Доктор.
– А у меня есть мечта? – удивился Доктор. – И какая же?
– Хотите снова стать врачом?
Доктор замер, потом медленно вытянул руки перед собой, растопырил пальцы:
– Видите, Юрий Иванович?
Пальцы дрожали. Сильно.
– Я когда-то был неплохим хирургом, Юрий Иванович. Но сейчас если я возьму скальпель в руки, то стану убийцей.
– А не нужно оперировать. Вы сможете консультировать, ставить диагноз. Я вам смогу купить, если захотите, клинику. Мы даже восстановим ваш диплом врача.
Доктор улыбнулся.
– Вы ведь этого хотите? – спросил Гринчук.
– Мечта… То, что вы мне предложили – это не мечта. Это несбыточная мечта… Тем более что вы можете и не найти этих денег.
– Но поискать можно?
– Можно, – кивнул Доктор.
В комнату вошла Ирина, поставила на стол чайник.
– У нас где-то был коньячок, – сказал Доктор.
– Нету для тебя коньяка, – отрезала Ирина. – Попьешь чаю и пойдешь спать. Завтра нам на работу ехать, нужно отдохнуть.
– Вот видите, – развел руками Доктор, – за нас уже все решили.
– Ты обещаешь, что Михаилу поможешь? – строго спросила Ирина.
– Да, – кивнул Гринчук и встал из-за стола. – Мне пора. За вами завтра задет или Браток, или Михаил. Надеюсь, он завтра уже вернется. До свидания.
– До свидания, – Доктор помахал Гринчуку рукой.
Окликнув Братка, Гринчук вышел из квартиры и сбежал по ступенькам, не дожидаясь лифта. Было мерзко на душе. Хотелось принять душ, чтобы хоть как-то избавиться от ощущения грязи на теле.
Ты обещаешь? Да. Обещаешь? Да. Обещаю. Помогу. Так или иначе. Вот сейчас закончим с этим делом, если повезет, останемся живыми, а вот тогда…
Обещаю.
Вышел Браток.
– Ты домой? – спросил Гринчук.
– Не знаю, – пожал плечами Браток.
– Пойди поспи, – Гринчук натянул на руки перчатки, – тебе нужно отдохнуть. Даже можно выпить немного.
– Ага.
– Нет, серьезно. Нам придется с завтрашнего дня…
– Я смогу.
Снег валил сплошной стеной, бесконечным покрывалом, которое кто-то прял наверху и спускал на землю. На что он наделся? На то, что удастся прикрыть грязь и уродство? Что люди увидят, как это красиво и перестанут гадить и подличать?
Гринчук наклонился и зачерпнул снег. Поднес его к лицу. Красиво.
– Так значит, деньги будем искать? – спросил Браток.
Гринчук стряхнул снег с руки.
– Да. Будем. Искать. Деньги. А что?
– Ничего, – пожал плечами Браток. – Нам, татарам, все равно, что отступать – бежать, что наступать – бежать. Найдем – разбогатеем. Не найдем – живыми останемся.
– Может быть, – в тон ему добавил Гринчук.
– А что там, кстати, сказали о Громове?
– Самоубийство. Как и предполагалось.