Рождество по-новорусски
Шрифт:
Этой ночью она все решила. И решилась. Она сама сделала выбор, а то, что ей в этом помогали – ерунда. Она все сделает сама. Она сможет. А тот человек, позвонивший ночью – трус. Мерзкий и неприятный трус. Но он подсказал…
Какие они все лживые. Даже ее родители – врут и притворяются. И этот Шмель, который изображал беспокойство о ней, о ее безопасности. И этот подполковник, чистенький, ухоженный и высокомерный, не способный понять обычные человеческие чувства, который за одну секунду сломал ее счастье. И доктор, который встретил ее в Центре – тоже обманщик.
Как он засуетился вокруг нее, как улыбался, когда уговаривал принять успокоительный укольчик.
– Это не больно, это нужно, что бы вы немного успокоились, – старичок в белом халате суетился вокруг нее, давал указания заспанной медсестре, медсестре, которая делала укол, а потом испуганно спрашивала, не было ли больно Миле.
Им всем на Милу наплевать. Им нужно, чтобы ее папа, ее богатый и влиятельный рохля-папа не обиделся на них. Не Милу они хотели спасти, а успокоить ее отца и мать.
Ничего, сказала себя Мила. Все еще будет по-другому.
Оставшись одна в комнате, она, борясь со сном, успела распаковать свою сумку и спрятать то, что нужно было спрятать. Потом легла в холодную постель и уснула.
Миле ничего не снилось.
Утром она проснулась легко, со свежей головой и испуганно посмотрела на часы. Девять утра.
Мила встала с постели, осторожно выглянула за дверь. Никого, только охранник маячит в конце коридора.
Осмотрев свои вещи, Мила облегченно вздохнула. Все на месте. И все работает, Мила проверила это, поглядывая на двери комнаты. Палаты, напомнила себе Мила.
Потом Мила приняла душ, насухо вытерлась, достала косметичку. Покончив с косметикой, сняла с плечиков свое любимое платье. Гене это платье очень нравилось. Она очень нравилась Гене в этом платье.
Мила уже оделась, когда в дверь постучали.
– Да, – сказала Мила.
– Завтракать иди, – не здороваясь, сказала пожилая незнакомая женщина. – Ждут тебя уже.
– Кто?
– Юрий Иванович ждет, поговорить хочет, – старуха вышла.
Юрий Иванович – это тот самый подполковник, вспомнила Мила. Он хочет поговорить. Ну и славно. Вот и поговорим.
Мила остановилась перед зеркалом, поправила волосы и улыбнулась своему отражению. Гена был бы рад.
– Я хочу тебя, – сказал бы Гена.
Если бы был жив.
Мила взяла в руки свою сумочку и направилась на завтрак.
Охранник в коридоре посмотрел на нее и отвернулся.
Мила направилась к единственной в коридоре приоткрытой двери и не ошиблась.
За столом сидели трое: старичок-доктор и два мужика. Мила остановилась на пороге.
– О! – восхитился доктор, вставая со стула, – я потрясен.
Следом за ним встал со стула тот из мужиков, который помоложе. Он тоже был тогда на вечере. Он помощник Гринчука, вспомнила Мила. Он тоже заламывал Гене руки.
Гринчук, не обращая внимания на вошедшую, потянулся к вазе и взял апельсин.
– Присоединяйтесь к нам, Людмила, – щедрым хозяйским жестом пригласил доктор.
Мила подошла и села на свободное место, напротив Гринчука.
Доктор и Михаил сели.
– Как спалось? – спросил доктор.
Из боковой двери вышла старуха, поставила перед Милой тарелку с едой. Мила даже не стала рассматривать с чем именно. Ее это не волновало.
– Спасибо, Ирина, – сказал доктор, – а как же вы?
– Я уже поела, – бросила старуха и вышла.
– Так как же вы все-таки спали? – спросил Доктор у Милы.
– Спасибо, хорошо.
– Место укола не беспокоит?
Мила мельком взглянула на свою руку.
– Нет, все нормально.
– А чего ей будет? – подал голос Гринчук. – От таких уколов еще никто не умирал.
Мила посмотрела ему в глаза.
Гринчук улыбнулся самыми уголками губ. А глаза у него остались холодными и… Мила задумалась, подбирая определение. В голову лезли книжные слова типа «циничные» и «брезгливые».
– Враг в окно не ломился? – спросил Гринчук, и Мила вдруг поняла, что глаза у него насмешливые.
Он словно смеялся над ней, над ее вчерашними страхами. И над ее любовью он насмехается. И над сломанной судьбой…
Мила открыла сумочку и достала оттуда зеркальце.
Гринчук и его помощник, спокойно ели. Гринчук аккуратно разрезал апельсин на дольки и ел по одной.
Его помощник доедал бутерброд, запивая его чаем.
Мила поправила прическу и положила зеркальце в сумочку.
– Доктор, вам бы к Леониду сходить, – сказал Гринчук, отложив апельсиновую корочку в сторону. – Полная клиника ненормальных тинейджеров, извините за выражение. И каждый, того и гляди, совсем сойдет с ума. Покончит с собой или кого-нибудь попытается убить.
– Побойтесь бога, – замахал возмущенно руками Доктор, – скажете такое!
– А что? – Гринчук взял с блюдца еще одну апельсиновую дольку. – Вы когда-нибудь общались с малолетними преступниками? Не с несовершеннолетними, типа вот нашей дамы или того же Липского, а с малолетними.
– Ну, с некоторыми мне приходилось общаться довольно близко, – тихо сказала Доктор, – по ряду причин. Вы же сами знаете…
Доктор посмотрел на Гринчука. Тот кивнул.
– Нет, не с воришками или бродяжками, – Гринчук сделал паузу, доедая апельсиновую дольку.
Брызнул сок, И Гринчук, энергично пошевелив губами, вытер его с подбородка.
Мила снова взяла свою сумочку.
– Вот ты, Мила, – Мила вздрогнула и посмотрела на Гринчука. – Ты никогда не видела десятилетнего убийцу?