Рождество по-новорусски
Шрифт:
– Нет, – пробормотала Мила, отодвигая сумочку.
– Сосед в селе его за ухо отодрал. А мальчик взял в руки топор и ночью зарубил его, жену и полугодовалого ребенка.
Доктор отодвинул свою недопитую чашку.
– Я у него спросил, дите-то зачем? И знаете, что он сказал?
– Не знаю, – Доктор встал из-за стола.
– А че ему на свете сиротой жить, – Гринчук посмотрел Миле в глаза. – Ты полагаешь, он был не прав?
– Вы, Юрий Иванович, как-то слишком сегодня напряжены, – Доктор подошел к Гринчуку и даже попытался проверить у него пульс.
Гринчук руку убрал.
– Давайте, я вам дам успокоительного. Здесь есть великолепное успокоительное.
– Спасибо, Доктор, я лучше потерплю, а вечером приму водочки.
– Как хотите, Юрий Иванович. Как хотите, – Доктор двинулся к двери. Гринчук потянулся к следующему кусочку апельсина.
Мила положила руку на сумочку.
– Кто-нибудь еще хочет чая? – спросила Ирина, снова появившись в комнате. – Ты чего не допил, старый черт?
Старый черт немного покраснел и посмотрел на Милу.
– Знаете, Ирина, я считаю, что нужно вовремя остановиться и уйти из-за стола.
– Если бы ты от коньяка так же уходил, – сурово сказала Ирина, забирая со стола грязную посуду.
– Я и от коньяка также уйду, – гордо вскинул голову Доктор, – если почувствую, что уже наступил предел.
– Уже когда из ушей литься будет? – спросила Ирина и ушла, не дожидаясь ответа.
Доктор снова смущенно посмотрел на Милу, словно извиняясь. Мила убрала руку с сумочки.
Эта суета начинала ее раздражать.
Доктор потоптался возле двери. Было видно, что ему очень не хочется уходить, не оставив последнего слова за собой.
– Знаете, Михаил, – не выдержал, наконец, Доктор, – а я ведь еще со студенческой скамьи понял, что нужно себя контролировать и держать в руках.
Доктор подошел к столу и оперся о спинку стула.
– Я учился в мединституте, и у нас в общежитии обитали два друга. Совершенно не похожие, но, тем не менее, настоящие друзья. Что называется, не разлей вода.
Мила быстро взглянула на спокойное лицо Гринчука и отвела взгляд. Самодовольный мерзавец, подумала Мила. Убийца.
– Один из друзей был маленький такой, несколько даже плюгавый. Метр с кепкой. А вот его приятель – высокий красавец, блондин, только у него имелся один физический недостаток – не было глаза. В место глаза он носил стеклянный протез. Но этого его многочисленные подруги не знали и не замечали. Только вот когда этот красавец начинал пить, то не мог остановиться. И утром часто обнаруживал, что его стеклянный глаз потерян.
Гринчук посмотрел на доктора, потом на часы.
Доктор, увидев этот нетерпеливый жест, рассказ не прервал, а заговорил быстрее:
– И этот красавец попросил своего приятеля, буде тот заметит его пьющего, чтобы ничего не говоря, вытаскивал из него стеклянный глаз, которых запас уже практически закончился, и убегал подальше.
– Доктор, вас ждет, наверное, пациент.
– Еще никто из женщин на прием не приезжал, – сказал Доктор.
– А Липский?
Мила открыла сумочку, осторожно опустила в нее руку.
– А закончилась вся эта история печально – тремя обмороками с последующими истериками и отчислением обоих друзей из института.
– Это еще почему? – спросил Гринчук.
– Представьте себе, – окрыленный вниманием Доктор обернулся к Миле. – Сидит в кафе компания – наш красавец и три студентки. Красавец уже немного себя не контролирует. И тут откуда-то со стороны появляется маленький плюгавенький паренек, коршуном налетает на красавца и уносит его глаз.
– А отчислили за что?
– Они не смогли доказать, что это было не хулиганской выходкой. А в период строительства коммунизма комсомольцы не имели права на хулиганские выходки. Вот с тех пор я и понял, что нужно вовремя уходить из-за стола…
– И вовремя уходить к пациентам, – закончил Гринчук.
Апельсин он уже доел, поэтому просто сидел, играя столовым ножом. Нож мелькал у подполковника между пальцев, словно старался выскользнуть, но не мог. Мила стала медленно вынимать руку из сумочки.
– Я пойду, – сказал доктор и вышел.
Снова вошла Ирина, забрала у Гринчука нож, блюдце и чашку.
– Я помогу, – сказал Михаил, собрал остаток грязной посуды и вышел за Ириной.
Вот и все, подумала Мила. Вот теперь они остались вдвоем и между ними только стол. Меньше метра.
Мила вынула руку из сумки.
– Зажигалка? – спросил Гринчук.
– Нет, – сказала Мила. – Это не зажигалка.
– И я так понимаю, что и не пугач? – сказал Гринчук, внимательно глядя на пистолет в руке у девочки.
– Это пистолет. В нем – шесть пуль…
– Патронов, – поправил Гринчук. – Шесть патронов, а вот в патронах уже – шесть пуль.
– Это не важно, – сказала Мила. – Важно то, что вы сейчас умрете.
– А пистолетик – старенький браунинг, – Гринчук поцокал языком. – А пули не отравлены?
– Нет, – ответила Мила, – но я вас все равно убью, я умею стрелять. Меня…
– Вас Гена научил, – Гринчук пощелкал пальцами. – А пули точно – не отравленные? Хотя, да, ты не Каплан, а здесь не завод Михельсона.
– Я выстрелю вам в голову, – сказала Мила.
– Это хорошо, что не отравленные, – словно не слыша ее, продолжил Гринчук. – А то вон в одного стреляли отравленными пулями, мало того, что не убили, так еще и похоронить до сих пор не смогли.
– Вы что, не понимаете? Я не шучу!