Рождество по-новорусски
Шрифт:
– А что я должен делать? Просить, чтобы ты не стреляла? Это же ты мне должна сказать, чего целишься в голову. А я должен испугаться, проникнуться твоей правотой и либо позорно просить о пощаде, либо гордо принять пулю. Если я пока съем еще один апельсин – ты не будешь возражать?
– Это вы убили его. Вы!
– Мы – это я? – уточнил Гринчук. – А он – это Гена?
– Да, вы убили Гену, вы опозорили его, довели до самоубийства! – повысила голос Мила.
– Т-с-с, тише, пожалуйста, – Гринчук поднес палец к губам. – Ты же не хочешь, чтобы на твой крик прибежал мой помощник и прервал наш разговор? По глазам вижу, не хочешь. Ты хочешь меня убить. Не отвлекайся от темы.
Мила судорожно вздохнула, но дуло пистолета смотрело в живот Гринчуку, не отрываясь.
– Он был… лучший… самый лучший… он любил меня, а вы…
– А я что?
– Вы его…
– Ты уже говорила – я его убил. Дальше, не повторяйся, а то я умру, так и не дослушав все до конца. Только я его до самоубийства не доводил, Мила.
– Да, конечно, – выдохнула Мила, – это он сам решил все, сам выстрелил себе в висок.
– Этого я не говорил, – чуть улыбнулся Гринчук.
У него в кармане вдруг подал голос мобильный телефон, но Гринчук на это внимания не обратил.
– Что? – не поняла Мила.
– Самоубийства не было, – сказал Гринчук. – Было банальное убийство. Как не было вашей любви, а был элементарный обман.
– Не смейте! – выкрикнула Мила.
Ей было уже наплевать на то, что на крик может кто-то прибежать. Ей было все равно. Совершенно все равно.
Мила нажала на спуск.
– Гринчук не отвечает, – сказала Инга Владимиру Родионычу. – Вызов проходит, но он не отвечает.
– Хорошо, – кивнул Владимир Родионыч, – через несколько минут снова ему позвоните, а потом соедините со мной.
– Хорошо, – Инга мельком взглянула на сидящего в кресле Полковника и вышла из кабинета.
– Что вы можете сказать по этому поводу, уважаемый Полковник? – поинтересовался Владимир Родионыч. – Что скажете?
Полковник ответил не сразу. Он украсил лист бумаги перед собой еще несколькими зигзагами, отложил ручку и только после этого посмотрел на хозяина кабинета.
Выглядел Полковник усталым и немного раздраженным.
– Что скажете? – повторил свой вопрос Владимир Родионыч.
– Что скажу… А что вы хотите от меня услышать? Что я в очередной раз не понимаю Гринчука? Вы хотите услышать, что не вы один запутались в поступках и намереньях начальника оперативно-контрольного отдела? Хорошо, я это говорю. Я уже и сам не понимаю, что именно нужно Гринчуку. Еще вчера вы были уверенны, что он, как это у них говорят, ссучился, положил на все и решил урвать себе денег…
– А вы не были в этом уверенны?
– Не так сильно, но… – Полковник развел руками. – Мы ведь точно знали, что все нормально, что все чисто, что ничего непонятного в деле не осталось… И вдруг эти трое…
Полковник снова развел руками.
– Если все действительно организовал этот охранник Липских, то не понятно, кто навел, как это, – Владимир Родионыч запнулся, припоминая, – Батона на завод.
– Причем, очень конкретно и вовремя, – задумчиво добавил Полковник. – Указал не только место, но и время, когда нужно было туда явиться. Этот неизвестный точно знал, где содержат похищенного мальчишку.
– А Гринчук знал, что не все так просто… – закончил Владимир Родионыч.
Владимир Родионыч вдруг засмеялся.
– Анекдот вспомнили? – спросил Полковник.
– Вспомнил, как вчера в этом кабинете вдруг впал в истерику, – Владимир Родионыч достал из кармана носовой платок и промокнул уголки глаз. – Все было так понятно – Гринчук хочет найти деньги. А сегодня…
Владимир Родионыч снова засмеялся.
– А сегодня вы уже полагаете, что он не хочет найти деньги?
– А сегодня я точно знаю, что бессмысленно пытаться оценивать действия этого безумного подполковника до тех пор, пока он не достигнет задуманного результата. Во всяком случае, если бы он не устроил всего этого бардака в милиции и на телевидении, продолжить дело мы бы ему не позволили.
– И он не смог бы искать деньги, – подсказал Полковник.
– Вам нравится портить мне настроение? – спросил Владимир Родионыч.
– А у вас есть, что портить?
– Представьте себе! – Владимир Родионыч похлопал ладонью по столу. – Я сейчас с большим интересом жду, что еще вспомнят эти трое молодчиков. Думаю, что Игорь Иванович Шмель сможет выяснить у несчастного Батона все.
– Но меня больше интересует мнение по этому поводу Гринчука, – сказал Полковник.
– Инга! – позвал Владимир Родионыч. – Что там с Гринчуком?
Мила нажала на спуск трижды. И жала бы еще, если бы из-за плеча у нее вдруг неожиданно не появилась рука Михаила и не отобрала оружие.
– Так я все-таки возьму апельсинку? – сказал Гринчук. – Так получилось, что в детстве я их не наелся. У меня было трудное безапельсиновое детство.
Мила смотрела на него, не веря в случившееся.
Пистолет не выстрелил.
– Понимаешь, – сказал Гринчук, обдирая пальцами шкурку со следующего апельсина. – Обычно, если в пистолете вынуть боек, то пистолет не стреляет. Патроны в магазине есть, затвор передергивается, можно хоть всю обойму таким образом выщелкнуть. Но понять, что пушка не бабахнет, сможет только тот, кто разбирается в устройстве пистолета, а не только умеет нажимать на спуск.
Губы Милы задрожали, но она не заплакала. Сдержалась.
– Куда мы катимся? – спросил Гринчук, ни к кому не обращаясь. – Чтобы отомстить за подонка, малолетняя дура решает убить человека, который ее от этого подонка спас.
– Гена не подонок! – закричала Мила. – Это вы – убийцы. И уроды! Вы убили его!
– А ты меня убивать, значит, не собиралась? – уточнил Гринчук.
– А вы заслужили смерть. Заслужили! Вы…
– И почему на меня последнее время все кричат? – огорчился Гринчук. – Орут и орут. И каждый норовит в душу плюнуть. Обижусь я на вас на всех…