Розы на снегу
Шрифт:
— А что в печках? — лукаво спросил Марго. — Небось заглянули?
Кардаш и Павлов переглянулись. Рэм выпалил:
— Картошка с мясом, товарищ командир. Попробовали. Тушеная.
В отряде второй день не было продуктов. Марго распорядился войти в деревню. Улыбок, шуток было много. «У нашего Рэма нюх на жаркое. Настоящий разведчик», — добродушно посмеивались бойцы, хваля расторопность своего товарища. А он с Павловым и Сергеем Смирновым был уже на посту.
Дозорные своевременно заметили вражеские цепи и первыми приняли боевое крещение. Отряд отступил в болото лишь тогда, когда на помощь фашистам пришли
Их было поначалу шестьдесят пять, отважных и мужественных. Почти все коммунисты, комсомольцы, все беззаветно преданные Родине.
Вскоре в голубом озерном крае — под Себежем и Идрицей у старой латвийской границы — заговорили о Марго и его бойцах. Отвага как магнит. Отряд стал расти. К тому времени, когда порыжели кудри клена и ветер начал разметать сугробы палой листвы, отряд превратился в бригаду.
…Донесение комбрига Марго в штаб. Датировано октябрем 1942 года. Ныне архивный документ. Скупая летопись боевых дел всего лишь трех осенних дней:
«8 октября. Сожжены 4 моста на шоссе Томсино — Идрица и на шоссе Дубровка — Борисенки…»
«9 октября. Разбит гарнизон Борисенки…»
«10 октября. Разгромлена Томсинская волостная управа, уничтожен маслосырзавод, сожжен склад сена — 700 тонн, захвачено 30 тонн хлеба, 50 пудов соли…»
И к каждой такой операции был причастен и Кардаш. На удивление всем он быстро научился ездить на коне и теперь часто лихо скакал с донесениями из отряда в отряд, темными осенними ночами появлялся в деревнях, где стояли полицейские посты, вел «разведку на скаку», как любил говорить начальник разведки бригады пограничник Конопаткин.
Однажды Кардаш чуть не напоролся на вражеских артиллеристов, которые открыли огонь по лесу. Стреляли с целью напугать партизан. Докладывая Конопаткину об этом, Рэм не удержался и сказал:
— Не было со мной противотанковой гранаты. Я бы им показал…
— Вот и попало бы тогда. Я тебя не на диверсию посылал, а на разведку. Ясно? — нарочито сердито обрезал Кардаша старший лейтенант.
Опытный разведчик, не раз встречавшийся в трудных ситуациях с вражескими лазутчиками еще до войны, Пантелеймон Петрович Конопаткин учил своего подопечного сдерживать эмоции, или, как он говорил, «заряд ярости», слушать тишину ночи, считать разведывательной информацией любое слово, сказанное о противнике. Рэм радовал своего наставника, и слова «настоящий разведчик» теперь в устах товарищей Кардаша звучали по отношению к нему как заслуженная боевая характеристика.
Рэм был доволен. В те горячие, полные риска и опасности дни он записал в дневник:
«Каким счастливым будет день, когда я вновь увижу на пороге родного дома мать и отца, сестренку и братишку, выбегающих навстречу! Скоро ли этот день? Такой вопрос волнует каждого партизана отряда. И каждый отвечает на вопрос: да, скоро! Ответ может быть только и только таким, ибо судьба Родины решается людьми, у которых есть что защищать, за что можно умереть. И умереть с уверенностью в победе великого, справедливого дела. Сердце каждого воина-партизана полно ненависти к иноземцам-поработителям. Нет! Не бывать тому, о чем мечтает Гитлер! Не бывать никогда!!! Мы помним слова Александра Невского: кто пришел к нам с мечом, от меча и погибнет!.. Уже темно. Иду спать. Спать под открытым небом моей любимой Родины. Да, моей!»
Кардаш и его товарищи твердо верили в грядущий счастливый день. Рэм теперь часто выполнял обязанности связного с подпольем. Ходил на связь один, реже с небольшой группой автоматчиков.
Однажды на деревенской явочной квартире группа наткнулась на засаду. Двое разведчиков, ничего не подозревая, зашли в соседнюю избу за табаком, а Рэм с Валей Сергеевой пошли к подпольщику. Едва успел Рэм открыть дверь, как навстречу ему рванулся полицай:
— Ты кто?
— А ты кто? — не растерялся Рэм.
Полицай схватил автомат, но Кардаш опередил его, прошив очередью засевших в сенях гитлеровцев. Крикнул товарищам, чтоб убегали, и, прикрывая их отход, быстрыми перебежками скрылся из деревни сам.
По дороге Себеж — Опочка гитлеровцы направляли к Ленинграду много военной техники. Партизаны часто устраивали засады, громили вражеские автоколонны, но немалая часть грузов все-таки достигала Опочки. Передать нашим летчикам, где и когда лучше бомбить скопления вражеской техники, у партизан не было возможности. Для этого надо было иметь в Опочке свою агентуру. В бригаде решили создать две группы разведчиков, которые должны были установить связь с опочецкими патриотами.
В основной разведывательной группе старшим назначили Рэма.
С помощью опочецкого паренька Николая Алексеева Рэм вскоре нашел надежную явку вблизи города. Ею стала квартира сельского фельдшера Марии Кузьминой. Сюда зачастили сестры Алексеевы, Люба и Тоня. Люба подключила к цепочке информаторов свою подругу Надю Литвиненко. Девушки сообщали интересные данные, и все же главное (фашисты в это время уже вели на берегах Великой сооружение оборонительной линии «Пантера») ускользало из поля зрения командования бригады. В Опочке нужен был партизанам человек, имевший доступ к планам гитлеровцев, к расходным хозяйственным документам, по которым можно было бы определять характер воинских перевозок.
Однажды Рэм, расспрашивая дотошно Надю Литвиненко о самых, казалось бы, несущественных мелочах ее жизни, услышал новое имя — Гаврилова. Попросил:
— Расскажи про нее подробнее.
— Красивая. Как раз тебе пара, — пошутила Литвиненко.
— Не шути. Скажи, что это за человек?
— Что рассказывать-то? Была студенткой. Приехала к матери на каникулы и застряла. Была девчонкой серьезной, хорошей, а теперь у немцев служит. В хозкомендатуре. Говорят, довольны ею фашисты.
Через сутки Рэм с жаром докладывал командиру и комиссару свой план вербовки Гавриловой.
— Что ж, рискнем, командир? — спросил Кулеш.
— Конечно, — выпалил Рэм.
— Придется, — улыбнулся Марго, — раз Кардаш за комбрига решает. Его же и пошлем, — кивнул он в сторону покрасневшего разведчика. — А что и как, обмозгуем сегодня вечером.
…Он долго не возвращался. Несколько часов после назначенного срока ждали его у лесного ручья Марго и Кулеш. Они решили никого не посвящать в тайну «главной партизанской невидимки» в Опочке (если такую удастся заполучить), кроме узкого круга лиц. Рэм вернулся вымокший до нитки под холодным осенним дождем. Зуб на зуб у него не попадал, но глаза светились. И командир с комиссаром поняли: удача!