Рубеж веков
Шрифт:
Выдержав паузу, он продолжил:
— Ведомо мне, что многие из вас собираются уходить из стен церкви, записавшись в войско. И вот что я хочу сказать…
Толпа замерла.
— Патриарх Матфей решил, что это дело богоугодное. И он благословляет вас. Те, кто решит остаться, пусть не сомневаются — их путь, это тоже Божий путь.
Осенив крёстным знамением всех, он покинул помещение. Луна за оконцем засияла ярче.
— Делааа… — протянул Пётр. — То они нам твердят, что все на западе предатели и безбожники, а тут не против что мы будем с ними. Твердили, что проливать кровь грех, а в войско идти благословляют.
— Это ты просто мало книг читал, так бы ничему не удивлялся! — хлопнул его по плечу Теодор, заваливаясь обратно. — Надо будет завтра привести себя в порядок,
Под немудрёные шутки стали укладываться и остальные, так как лампадка, без масла, затухала.
Следующий день был одним из самых непривычных дней в жизни Лемка и парней. После утренней молитвы и завтрака они оказались предоставлены сами себе. Келарь, что всегда находил им занятия, проходил рядом с ними так, будто их и не существовало. Илия, Сидир, Евхит пошли навестить знакомых, а Юх, Михаил и Теодор отправились побродить по городу, стараясь держаться центральных улиц.
Растрескавшиеся стены, грубо отремонтированные здания, осыпавшаяся мозаика, пустые постаменты скульптур. Следы пожаров. Время оказалось безжалостно для города. Можно лишь предполагать, каким он был. Дворцы, в которых нашли приют бездомные и преступники всех мастей.
Чем ближе к форуму Константина, тем многолюднее, тем чище, красивее становилась обстановка. Древние здания уже не светились неаккуратными заплатами поздних ремонтов, но всё же было видно, что эти камни видели очень много со времён своего возведения. Всё отличалось от нищеты пройденных кварталов. Лавки большие и маленькие, магазины, в которых можно было найти всё, что только продавали в трёх частях света. Португальский сахар, чернильные орешки, имбирь, перец, гвоздичные головки, опий, бальзам Митридата, печатная глина, шелк, благовония, предметы туалета, «безоарные камни», драгоценные камни, индийский жемчуг, мускатный орех, месопотамский хлопок, мышьяк, краски, румелийская пряжа, салоникская шерсть, порох, оружие всех народов, вплоть до артиллерийских орудий, соль, мыло, воск, тосканская, лионская парусина, драгоценные породы дерева, слоновая кость и рабы из глубин Чёрного континента, ювелирные украшения всех стран, английская сталь и олово, аравийский кофе, камедь и канифоль, ладан, обои, бусы, сукно, бумага и стекла из «священной» республики, скобяные изделия с запада, северные меха, моржовые клыки и амбра, ну и, конечно, китайский шёлк и фарфор — лишь часть всех тех товаров, которые можно было здесь найти.
Жизнь в центре кардинально отличалась от того, что творилось на окраинах города. Речь всех народов мира сплеталась в хаотичный гул. Итальянские, тюркские и славянские наречия, испанская, арабская, немецкая, английская, унгарская, французская речь и другие звучала на каждом углу, неспешно журча или с хрипом торгуясь. Чью речь было практически не слышно — так это речь местных жителей, потому что не было у них денег на покупки в этом районе, они присутствовали здесь лишь в качестве грузчиков, уборщиков и в лучшем случае приказчиками. Тут торговали богатые купцы огромными партиями. Те же из местных семей, кто за века сумел сохранить свои капиталы, давно выучили языки соседних и ничем от них уже не отличались.
Проходя по улице, Лемк с друзьями не раз ловил на себе настороженные взгляды местных купцов. Подходя с интересом к тем или иным товарам, их не раз с ругательствами выгоняли дальше. «Lardi» — презрительно неслось им вслед. Будь их воля, местных жителей подавно не пускали в эти районы для богатых господ. Ведь от этих местных голодранцев одни проблемы — то драку затеют, вспомнив о былой гордости предков, которой уже давно нет, то попытаются обворовать, стащив под прикрытием той же драки корзину товара, штуку драгоценного сукна или спрятав в кутерьме событий добытое под одежду. А у этих молодых парней, что как раз идут, под их длиннополыми одеяниями как раз можно спрятать много чего. Поэтому лучше сразу кликнуть мальчонку для побегушек, чтобы позвал местную городскую стражу, виглов, присмотреть за этими подозрительными парнями. Ну или сразу выгнать. Где в городе и было много стражи, так это здесь, в районе, населённым иностранными купцами и чиновниками, нотариусами города, обслуживающими интересы зарубежных «гостей», которые уже давно по факту превратились в истинных хозяев города, что не раз доказывали. Район этот тянулся от с севера на юг, от Влахерн, через иноземные кварталы, форумы, Амастрийский, Феодосиев, Константинов, до Большого дворца и Вуколеона. Пусть и тут порой чувствовалось запустение, но ещё порой именно здесь можно было представить, какой был прежде этот великий город, из которого управляли одной из крупнейших империй мира, а он сам являлся огромнейшим городом Ойкумены.
Но друзья пришли сюда не для того, чтобы посмотреть на чужие богатства. Это было одно из мест, где можно было заработать немного меди, а повезёт, и серебра, без воровства и без тяжёлой работы. Забравшись на постамент какого-то безымянного полководца (время стёрло все надписи, кроме выцарапанных бродягами), Лемк принялся за работу:
— … О, государь, как вынести мне норов этой бабы,
Насмешки повседневные и ругань, и попреки,
И «что расселся, муженек?», и «что, дурак, болтаешь?»
И «что, скажи, принес ты в дом? что от тебя мне проку?
Какой ты плащ, какой платок когда — нибудь дарил мне?…
Как практически любой житель города, он мог почти свободно изъясняться на итальянском, так как уж кого, а этих было представлено в городе очень много — гаэтанцы, амальфийцы, анконцы, генуэзцы, венецианцы, ливорнцы, тосканцы уже сложили целые поколения семей, торгующих в Городе. В Городе, во многом, уже практические не существовало какого-то единого государственного языка. Скорее, местные жители и купцы говорили на простонародной смеси всех языков бывшей империи. Зачастую бывало так, что коренной житель какого-нибудь Армироса, спасаясь от притеснений исмаилитов, и желая найти защиту у единоверцев в ещё живом Великом Городе, о котором он слышал только то, что это самый богатый город мира, при прибытии не мог понять — что говорят эти люди, которые и внешне не похожи на нормальных эллинов. Вот только местные жители давным-давно не считали себя эллинами. Местные (по крайней мере многие) продолжали считать себя наследниками того, прежнего государства, продолжали считать себя ромеями. И язык свой называли новоимперским, в отличие от старой империи, время которой закончилось более тысячи двухсот лет назад, но прямыми наследниками которой они продолжали себя считать.
— … Смеются все на улице, что я хожу в обносках.
Мне стыдно выйти из дому — сижу ни с чем и плачу!
А коли в баню выберусь — еще того не лучше,
А коли день один поем — так два сижу голодной.
Рыдаю, плачу, сетую, ломаю в горе руки.
А все старье, что ты мне дал, бери себе обратно!
Будь это пурпур, иль атлас, иль хлопчатые ткани!…
Перекрикивая толпу, читая нараспев старую юмористическую поэму, он привлекал к себе внимание.
— …Все это должен я терпеть, владыка венценосный,
От трижды проклятой жены, ворчливой и драчливой,
А все за то, что прихожу с пустыми я руками!
И если ты, мой государь, по доброте душевной
Меня своею милостью насытить не захочешь,
То, ах, мне, право, боязно — она меня прикончит,
И вы лишитесь Теодора, столь преданного мужа!
Немного изменённый стих, как и в прошлом, пришёлся по душе невольным слушателям. У толстых торговцев засверкали улыбки через густые бороды.
— Как молвят, изо всех животных злейшее
Живет в земле Ливийской и имеет вид
Весьма похожий на быка свирепого.
Глядит оно, как будто разъяренный лев,
Из — под бровей густых и нависающих.
А глаз его по мере меньше бычьего,
Налит густою кровью и притом вовек
Не взглянет прямо, в землю потупляяся:
Отсюда и прозванье катоблепово.
С макушки зверя волосы обильные
Нисходят гребнем и на лоб спускаются,
И с конской гривой сходствуют. Великий страх