Руби

Эндрюс Вирджиния

– А что? Я надеюсь, это будет намного интереснее, чем что-то другое. – Его улыбка быстро улетучилась. Внезапно эти улыбающиеся сапфировые глаза взглянули на меня так, как еще никто на меня не смотрел. Они так сильно потемнели от неприкрытого желания. – Я даже стал бы позировать обнаженным, – добавил Бо.

Я знала, что мои щеки стали малиновыми.

– Обнаженным! Бо!

– Это только ради искусства, правильно? – Затем он быстро добавил: – Художник должен практиковаться, рисуя человеческое тело, ведь так? Даже мне это известно. Я уверен, что твой учитель

скоро отвезет тебя в свою студию для рисования обнаженной натуры. Я слышал, что студенты и студентки колледжа позируют ради денег. Или ты уже рисовала кого-то обнаженным? – спросил Бо с кривой улыбкой.

– Конечно нет. Я еще не готова для такой работы, Бо, – сказала я почти замирающим голосом. Юноша сделал несколько шагов ко мне.

– Ты думаешь, я недостаточно хорош? Думаешь, ребята из колледжа будут выглядеть лучше?

– Нет, ничего такого я не думаю. Дело не в этом. Просто…

– Просто что?

– Мне будет слишком неловко рисовать тебя. Прекрати. Мы пришли сюда разучивать роли, – сказала я, открывая свою копию пьесы. Бо продолжал смотреть на меня взглядом, полным откровенного желания, и его небесно-голубые глаза опять потемнели. Мне пришлось сосредоточить взгляд на страницах пьесы, чтобы он не смог увидеть охватившего меня возбуждения.

Сердце мое заколотилось, когда перед моим внутренним взором промелькнуло изображение Бо, развалившегося в шезлонге. Я не могла не ощущать дрожи. Я надеялась, что он не видел, как неловки были мои пальцы, когда переворачивали страницы сценария.

– А ты уверена? – допытывался он. – Никогда ничего нельзя знать наверняка, пока не попробуешь.

Я глубоко вздохнула, положила сценарий и строго взглянула на молодого человека.

– Я уверена, Бо. И, кроме того, не хватает только, чтобы Дафна говорила еще одну гадость обо мне. Она почти убедила папу – благодаря Жизель, – что я в некотором роде порочная кайенская девушка.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Бо, быстро садясь рядом со мной. Задыхаясь, я излила все, описав, как меня допрашивали по поводу Энни Грей.

– Жизель наябедничала на тебя? – Бо покачал головой. – Думаю, что она просто ревнует, – сказал он. – Ну что ж, у нее есть основания для этого, – добавил парень, и его глаза постепенно теплели. – Ты мне слишком нравишься, чтобы теперь повернуть назад. Ей придется привыкнуть к этому и утихомириться.

Некоторое время мы смотрели друг на друга. На улице утренняя облачность сгустилась в дождевые тучи и начался сильный ливень, капли постукивали по стеклам и сбегали вниз, как слезы по чьим-то щекам.

Бо понемногу склонялся ко мне. Я не отодвинулась, и он нежно поцеловал меня в губы. Я почувствовала, как рассыпалась слабая стена моего сопротивления. Удивляя самое себя и его, я ответила на его поцелуй. Мы ничего не говорили, но понимали, что нашей встрече для разучивания ролей суждено сорваться. Ни он, ни я не могли сосредоточиться на пьесе. Как только я поднимала глаза от строк и встречалась с его глазами, у меня в голове все кружилось и путалось.

В конце концов Бо

взял сценарий пьесы у меня из рук и отложил его в сторону вместе со своим. Затем он обернулся ко мне.

– Нарисуй меня, Руби, – прошептал он таким полным соблазна голосом, каким, должно быть, обладал змий-искуситель в раю. – Нарисуй меня. Давай закроем дверь и сделаем это, – призывал он.

– Бо, я не могла бы… я просто не смогла бы сделать то, что ты просишь.

– Почему нет? Ты же рисуешь животных, а они без одежды, – поддразнивал он меня. – И обнаженные фрукты, разве не так?

– Перестань, Бо.

– Это же ерунда, – говорил он, вновь становясь серьезным. – Мы сохраним это в тайне, – добавил он. – Почему бы нам не сделать это прямо сейчас? Здесь нет никого, кто мог бы помешать нам, – проговорил парень и стал расстегивать пуговицы на рубашке.

– Бо…

Не отрывая от меня глаз, он стянул рубашку и поднялся, чтобы расстегнуть брюки.

– Иди закрой дверь на ключ, – кивнул он.

– Бо, не надо…

– Если ты не закроешь ее и кто-нибудь на самом деле войдет, то…

– Бо Андрис!

Он снял брюки и аккуратно сложил их на спинке шезлонга. Теперь он остался только в трусиках, он стоял, упираясь руками в бока, и ждал.

– Как я должен позировать? Сидя? С подтянутыми коленями? На животе?

– Бо, я сказала, что не могу…

– Дверь, – ответил он, более отчетливо кивая в ее сторону. Чтобы заставить меня двигаться быстрее, он засунул большие пальцы за резинку трусов и начал спускать их с бедер. Я подскочила со стула и бросилась к двери. Как только я услышала щелчок замка, я поняла, что позволила Бо зайти слишком далеко. Случилось ли это только потому, что я не знала, как остановить юношу, или потому, что сама хотела, чтобы это произошло? Я обернулась и увидела, что парень стоит с трусами в руках, держа их перед собой.

– Как я должен позировать? – повторил он.

– Сейчас же оденься, Бо Андрис, – приказала я.

– Дело сделано. Уже слишком поздно, чтобы вернуться назад. Просто начинай.

Бо сел на шезлонг, все еще прикрываясь трусами. Затем он подтянул ноги и невозмутимо развалился в кресле лицом ко мне.

Быстрым движением он поднял трусы и развесил их на спинке шезлонга. У меня открылся рот.

– Может, мне опереться вот так на руку? Так подходит, а?

Я покачала головой, отвернулась от него и быстро опустилась на ближайший стул, потому что мое стучащее сердце превратило ноги в мягкое тесто.

– Ну, начинай, Руби. Нарисуй меня, – требовал Бо. – Это испытание, чтобы определить, действительно ли ты можешь быть художником и смотреть на кого-то, видя в нем только объект для рисования, как доктор отдаляет себя от пациента, чтобы делать то, что ему положено.

– Я не могу, Бо. Пожалуйста. Я не доктор, а ты не мой пациент, – настаивала я, все еще не глядя на него.

– Это наша тайна, Руби, – прошептал Бо. – Это будет нашей тайной, – повторял он. – Ну же. Посмотри на меня. Ты можешь сделать это. Посмотри на меня, – скомандовал он.