Руби
Шрифт:
– Я не понимаю, – проговорил Бо. Он начал одеваться.
– Это не имеет значения, – ответила я, вновь обретая контроль над собой. Я повернулась к нему. – Я ни в чем не виню тебя, Бо. Ты не вынудил меня сделать ничего такого, чего бы я сама не хотела.
– Ты действительно нравишься мне, Руби, – заявил он. – Думаю, ты нравишься мне больше, чем какая-либо другая девушка, которая мне когда-нибудь нравилась.
– Это правда, Бо? Ты не говорил это просто так?
– Конечно, нет. Я…
Мы услышали шаги в коридоре. Я поспешила одеться, а Бо запихал сорочку в брюки, как раз когда кто-то попытался открыть дверь. Сразу же в дверь начали барабанить. Это была Дафна.
– Сейчас же открой дверь! – кричала она.
Я подбежала к двери и повернула ключ. Женщина стояла на пороге, пристально рассматривая нас. Она огладывала меня с таким неодобрением в глазах, что я не могла не дрожать.
– Что вы делаете? – потребовала она ответа. – Почему дверь была закрыта на ключ?
– Мы разучивали роли в пьесе и не хотели, чтобы нам мешали, – быстро ответила я. Сердце мое колотилось. Я была уверена, что волосы мои растрепаны, а одежда выглядит так, будто ее надели наспех. Дафна вновь окинула меня взглядом, будто я была рабыней, выставленной на аукцион довоенного Юга, а затем быстро перевела глаза на Бо. Его смущенная улыбка укрепила ее подозрения.
– Где ваши роли? – сердито потребовала она.
– Вот они, – сказал Бо и поднял их, показывая даме.
– Гм. – Дафна сверкнула своими холодными глазами в мою сторону.
– Не могу дождаться результатов всех этих усердных репетиций.
Она выпрямилась еще больше и приобрела еще более строгий вид.
– У нас сегодня к обеду будет несколько гостей. Оденься более официально, – распорядилась она холодным, не терпящим возражений тоном. – И прибери свои волосы. Где твоя сестра?
– Не знаю. Она ушла рано и еще не возвращалась.
– Если ей как-то удастся прошмыгнуть мимо меня до обеда, сообщи ей о моем распоряжении, – сказала Дафна, опять взглянула на Бо, еще более нахмурилась, а затем вновь обратилась ко мне, и слова ее были подобны разящим пулям.
– Мне не нравятся двери, закрытые на ключ, в моем доме. Когда люди запирают двери, им, как правило, есть что скрывать. Или они занимаются чем-то таким, что хотели бы скрыть, – резко проговорила она, повернулась и вышла. Как будто по комнате пронесся холодный ветер. Я с облегчением вздохнула. Бо последовал моему примеру.
– Тебе лучше уйти, Бо, – сказала я. Он кивнул головой.
– Завтра я заеду за тобой по дороге в школу, – предупредил он. – Руби…
– Надеюсь, ты говорил то, что думал, Бо. Надеюсь, что я действительно тебе нравлюсь.
– Нравишься. Клянусь в этом, – подтвердил юноша и поцеловал меня. – Увидимся утром. Пока.
Он был рад удрать. Взгляды Дафны стрелами вонзались в изображенную им невинность.
После его ухода я на некоторое время присела. События прошедшего часа казались мне теперь больше похожими на сон. Пока я не поднялась и не взглянула на рисунок, сделанный с Бо, я не понимала по-настоящему, что все это было не сном. Прикрыв рисунок, я поспешила выйти из студии, чувствуя себя такой легкой, что, наверно, меня смог бы унести в открытое окно мимолетный ветерок.
Жизель не вернулась домой к обеду. Она позвонила и заявила, что обедает с друзьями. Дафна была очень расстроена по этому поводу, но быстро скрыла свое недовольство, когда к обеду прибыли гости, месье Гамильтон Дэйвис и его жена Беатрис. Месье Дэйвис, мужчина пятидесяти с лишним или шестидесяти лет, являлся владельцем пароходной компании, которая перевозила туристов вверх и вниз по Миссисипи. Дафна сообщила мне, что он был одним из наиболее состоятельных людей в Новом Орлеане и неплохо бы попытаться привлечь его к некоторым инвестициям моего отца. Она также в весьма определенной форме дала мне понять, что очень важно, чтобы я держала себя с гостями наилучшим образом и произвела хорошее впечатление.
– Помалкивай, если к тебе не обращаются, отвечай сразу же и кратко. Они будут наблюдать за тем, как ты держишься, поэтому помни все, чему я учила тебя по поводу обеденного этикета, – инструктировала меня Дафна.
– Если ты беспокоишься, что я поставлю тебя в неловкое положение, может, мне лучше пообедать раньше? – предложила я.
– Глупости, – резко ответила она. – Дэйвисы прибудут и потому, что хотят взглянуть на тебя. Они первые из наших друзей, кого я пригласила, и знают, что этим им оказана большая честь, – добавила она одним из своих наиболее надменных и высокомерных тонов.
Похоже, я теперь стала каким-то трофеем, предметом любопытства, который Дафна использует, чтобы упрочить свою значительность в глазах друзей? Я задумалась над этим, но спросить не решалась. Я постаралась одеться так, как она мне приказала, и заняла место за столом, внимательно следя за своими позой и манерами.
Дэйвисы были довольно приятными людьми, но их интерес к моей истории ставил меня в неловкое положение. Особенно мадам Дэйвис задавала множество вопросов о подробностях моей жизни на протоке с «этими ужасными кайенами». И я должна была на ходу сочинять ответы, быстро бросая взгляд на Дафну после каждого из них, чтобы убедиться, говорю ли я все как надо.
– Терпимость Руби к этим болотным людям вполне понятна, – заявила Дафна Дэйвисам, когда мои ответы показались ей недостаточно ожесточенными против кайенов. – Ведь в течение всей жизни ее заставляли думать, что она одна из них и что именно они ее семья.
– Как ужасно, – вздохнула мадам Дэйвис. – И все же посмотрите, насколько она мила. Вы просто творите с ней чудеса, Дафна.
– Благодарю вас, – ответила моя мачеха торжествуя.
– Нам следовало бы рассказать ее историю в газетах, Пьер, – предложил Гамильтон Дэйвис.
– Это только принесет ей печальную известность, дорогой Гамильтон, – поспешно возразила Дафна. – Дело в том, что мы сообщили эти подробности самым близким нашим друзьям, – добавила она и при этом так улыбнулась, похлопала ресницами и заиграла плечами в его сторону, что глаза мужчины засверкали от удовольствия. – И мы просили всех быть сдержанными. Нет никакого смысла делать жизнь бедного ребенка еще более тяжелой, чем она уже была.
– Конечно, – согласился Гамильтон. Он улыбнулся мне. – Именно это желательно меньше всего. Как и обычно, Дафна, вы намного мудрее и рассуждаете значительно логичнее, чем мы, креольские мужчины.