Руби
Шрифт:
– Да. – Он улыбнулся. – Но я сказал, что мне предстоит заняться более важными вещами, – добавил он, и я рассмеялась, наконец почувствовав, что тяжелое облако беспокойства начало надо мной рассеиваться. Было приятно слегка расслабиться и для разнообразия получить хоть немного удовольствия.
Я не могла слегка не нервничать, когда мы вошли в ресторан. Он был заполнен достойно выглядевшими мужчинами и женщинами, все они, казалось, оторвались от своих блюд и разговоров, чтобы оглядеть нас, когда мы проследовали к столику. Я повторяла про себя перечень всего, что мне внушала Дафна по дороге в салон
«Если ты уронишь что-нибудь – нож, ложку, – не поднимай. Для этого там есть официанты и их помощники, – наставляла она. И все время дополняла свои инструкции. – Не ешь суп с шумом, с каким едят гамбо на протоке».
Дафна так меня запугала, что я была уверена, что совершу какую-нибудь оплошность и поставлю Бо и себя в неловкое положение. Я дрожала, проходя по ресторану, дрожала, салясь за стол, дрожала, когда пришло время выбирать приборы и начать есть.
Бо делал все, чтобы я расслабилась. Говорил мне комплименты, пытался шутить насчет других школьников, которых мы оба знали. Когда что-то подавали, он объяснял, что это за блюдо и как оно приготовлено.
– Я знаю все тонкости только потому, что моя мать увлекается кулинарным искусством и скоро станет настоящим поваром-гурманом. Это доводит всех в семье до сумасшествия.
Я рассмеялась и принялась за еду, помня последнее предостережение Дафны: «Не доедай до конца и не очищай полностью тарелку. Более женственно быстро насыщаться и не выглядеть как батрачка, засовывающая пищу себе в рот».
Хотя обед и был великолепным и подавали его очень изящно, я слишком нервничала, чтобы по-настоящему получить от него удовольствие, и почувствовала облегчение, когда подали счет и мы поднялись, чтобы уйти. Я решила, что прошла через этот элегантный званый обед, не допустив ничего, что осудила бы Дафна. При всех обстоятельствах я стремилась пользоваться успехом в глазах этой женщины, уж не знаю почему, ведь чаще она была ко мне недоброй, ее восхищение и одобрение оставались очень важны для меня. Как будто я хотела добиться уважения королевской особы.
– Еще рано, – сказал Бо, когда мы вышли из ресторана. – Может, нам немного прокатиться?
– О'кей.
Я не имела понятия, куда мы едем, но прежде чем успела опомниться, мы выехали из оживленной части города. Бо говорил о местах, которые он посетил, и о тех, куда хотел бы поехать. Когда я спросила его, чего он хочет добиться в жизни, он ответил, что серьезно подумывает стать врачом.
– Это было бы прекрасно, Бо.
– Конечно, – добавил он, улыбаясь, – сейчас я просто болтаю. А как только я узнаю, что для этого нужно, то, вероятно, как обычно, дам задний ход.
– Не говори о себе так, Бо. Если ты действительно захочешь сделать что-то, то добьешься своего.
– По-твоему, это легко, Руби. Да и вообще, ты каким-то образом справляешься с самыми трудными и требующими усилий вещами, будто это пустяки. Смотри, ты уже выучила свою роль в пьесе, и ты помогла многим ученикам приобрести уверенность в себе… включая и меня… – Бо покачал головой. – Жизель всегда все упрощает, всегда принижает то, что мне нравится. Она такая…
– Может быть, она не так счастлива, как делает вид, – размышляла я вслух.
– Да, возможно, дело в этом. Но у тебя есть все основания быть несчастливой, однако ты не даешь почувствовать другим людям, как несчастлива.
– Этому меня научила бабушка Катрин, – улыбнулась я. – Она научила меня надеяться и верить в хорошее.
Бо состроил гримасу непонимания.
– Выходит, она просто чудо, но ты только подумай – она же из той кайенской семьи, что купила похищенного младенца, ведь так? – воскликнул молодой человек.
– Да, но… она узнала об этом только много лет спустя, – быстро отпарировала я. – И к тому времени было уже слишком поздно.
– А-а…
– Где мы сейчас? – спросила я, выглядывая из окошка и замечая, что мы едем по шоссе, окруженному топями.
– Просто приятное место, куда мы иногда приезжаем. Дальше впереди красивые виды, – ответил Бо и свернул на боковую дорогу, которая привела нас к открытому полю, откуда открывался вид на огни Нового Орлеана. – Красиво, правда?
– Да, красиво.
Я размышляла, привыкну ли когда-нибудь к высоким зданиям и морю огней. Я все еще сильно ощущала себя чужой.
Бо выключил двигатель, но оставил радио, передававшее нежную лирическую песню. Хотя небо было почти сплошь затянуто облаками, звезды все же проглядывали вниз через любой разрыв между ними, ярко сверкая на фоне темного неба. Бо повернулся ко мне и взял мою руку.
– Какие свидания были у тебя на протоке? – спросил он.
– Мне кажется, у меня и не было настоящего свидания. Я ходила в город поесть мороженого. И один раз с молодым человеком была на танцах. На fais dodo, – добавила я.
– О, да-да.
Я не могла видеть лицо Бо в темноте, и это напомнило мне о нашем вечере у бассейна. Так же как и тогда, мое сердце затрепетало без какой-либо видимой причины. Я заметила, как рука Бо и весь его торс двинулись ко мне, а потом почувствовала, как его губы нашли мои. Это был короткий поцелуй, но за ним последовал глубокий стон, а его руки обхватили мои и крепко прижали меня к его груди.
– Руби, – прошептал он, – ты внешне похожа на Жизель, но ты намного мягче, намного прекраснее, и мне очень легко найти разницу между вами даже при беглом взгляде.
Он опять поцеловал меня в губы, а потом прижался губами к моему носу. Мои глаза были закрыты, и я чувствовала, как его губы нежно скользят по моим щекам. Он поцеловал мои глаза, затем лоб и, прижав к себе, запечатлел на моих губах долгий требовательный поцелуй, который послал невидимые импульсы по моей груди, вниз по животу, повергая в трепет меня всю, до самых кончиков пальцев.
– О Руби, Руби, – повторял Бо. Его губы касались моей шеи, и, прежде чем я опомнилась, он прижался ими к верхней части моей груди и быстро переместился в небольшую ложбинку чуть ниже. Я не в силах была сопротивляться, я застонала и позволила себе соскользнуть пониже на сиденье, а Бо надвинулся на меня, его руки нашли дорогу к моей груди, пальцы умело расстегнули молнию настолько, что платье немного спустилось.
– Бо, я…
– Ты прекрасна, прекраснее, чем Жизель. Твоя кожа как шелк по сравнению с ее наждачной бумагой.