Руби
Шрифт:
– Со мной никогда раньше ничего подобного не случалось, – сказала она и скривилась от боли.
Ей пришлось сидеть в своих больших очень темных очках, потому что даже самый слабый свет посылал волны боли в ее голову. Она наложила толстый слой румян на щеки и густо накрасила губы, как только увидела, какой бледной и тусклой выглядела ее кожа.
Длинные серые облака, которые омрачили большую часть утра, разошлись к горизонту, и мягкое сочетание голубого с золотым окрасило все вокруг, добавляя яркости цветам магнолий и камелий. Голубые сойки носились с ветки на ветку с удвоенной энергией, а их песни звучали более мелодично.
Наблюдая все это великолепие, трудно было оставаться несчастной или подавленной, но я все же не могла избавиться от темного предчувствия, пробирающегося в мои мысли. Оно продвигалось медленно, но неотступно, как тень облака. Дафна была очень недовольна мной. Скоро и отец будет разочарован, а Жизель полагала, что мы поступили хорошо, когда лгали обоим – и Дафне, и отцу. Мне очень хотелось отправиться к Нине и попросить ее найти для меня магическое решение, какой-нибудь порошок или заколдованную кость, чтобы стереть все то нехорошее, что случилось.
– Перестань дуться, – приказала Жизель. – Ты слишком много беспокоишься.
– Дафна в ярости на меня, и все благодаря тебе, – ответила я. – А скоро к ней присоединится и папа.
– Почему ты продолжаешь называть ее Дафной? Разве тебе не хочется назвать ее мамой? – удивилась сестра. Я отвела глаза в сторону и пожала плечами.
– Конечно, хочется. Просто это… пока трудно. Оба наши родителя кажутся мне незнакомцами. Я не жила здесь всю жизнь, – ответила я и взглянула на Жизель. Она разжевывала мой ответ и рогалик с джемом.
– Ты только что назвала папу папой, – возразила она. – Почему это легче?
– Не знаю, – быстро сказала я и опустила глаза, чтобы сестра не заметила неискренности. Жизнь со всем этим обманом представлялась мне просто невыносимой. Каким-то образом когда-нибудь это непременно сделает нас очень несчастными. Я была уверена в этом.
Жизель потягивала кофе и, продолжая пристально смотреть на меня, лениво жевала.
– Что? – спросила я, предвидя какой-нибудь вопрос или подозрение.
– Что ты делала с Бо в раздевалке перед тем, как я вернулась и постучалась в дверь? – потребовала она ответа. Я не могла не залиться краской. В ее голосе было обвинение.
– Ничего. Это была небольшая шутка Бо в ответ на то, что ты сделала. Мы просто стояли там и разговаривали.
– В темноте? Бо Андрис просто стоял и беседовал с тобой? – Ее лицо скривила улыбка.
– Да.
– Ты неумелая лгунья, дорогая сестричка. Мне придется давать тебе уроки.
– Это не тот предмет, в котором я хочу преуспеть, – ответила я.
– Придется. Особенно если хочешь жить в этом доме, – невозмутимо заявила Жизель.
Прежде чем я смогла что-либо сказать, во французскую дверь вошел Эдгар и приблизился к нам.
– В чем дело, Эдгар? – раздраженно спросила Жизель. Из-за похмелья любой незначительный шум, каждое незначительное вмешательство действовали ей на нервы.
– Прибыл месье Дюма. Он и мадам Дафна желают видеть вас обеих в кабинете.
– Передайте им, что мы будем там через минуту. Я как раз доканчиваю этот рогалик, – проговорила Жизель и повернулась к дворецкому спиной.
Эдгар бросил взгляд в мою сторону, глаза его выражали обиду на тон Жизель. Я улыбнулась ему, и выражение его лица смягчилось.
– Очень хорошо, мадемуазель, – сказал он.
– Эдгар уж очень важничает. И передвигается по дому, будто здесь главнее всех и всем владеет, – пожаловалась Жизель. – Если я поставлю вазу на стол, он тут же вернет ее на то место, где она стояла раньше. Однажды я перевесила все картины в гостиной только ради того, чтобы досадить ему. На другой день все они висели на своих местах. Он заучил, где положено быть каждой веши, вплоть до стеклянной пепельницы. Если не веришь, попробуй передвинуть что-нибудь.
– Я уверена, он просто гордится вещами и тем, как они хорошо содержатся, – сказала я. Жизель покачала головой и проглотила последний кусочек рогалика.
– Пошли и покончим с этим делом, – заявила она и поднялась.
Когда мы приблизились к кабинету, то услышали, как жаловалась Дафна:
– Всегда, когда я прошу тебя прийти домой на ленч или встретиться где-нибудь, чтобы пообедать, у тебя находится предлог, чтобы этого избежать. Ты всегда слишком занят, чтобы прервать свой драгоценный рабочий день. И вдруг у тебя появляется свободное время и ты договариваешься с преподавателем для своей кайенской дочки, – упрекала она мужа.
Жизель улыбнулась, схватила меня за руку и потащила назад, чтобы задержать наше появление.
– Это хорошо. Нам на пользу их небольшая ссора, – возбужденно прошептала она. Но я не только не хотела подслушивать, но и боялась, что они скажут что-то, что откроет всю правду.
– Я всегда стараюсь освободить для тебя время, Дафна. Но, к сожалению, мне не всегда это удается. Что же касается моего сегодняшнего прихода, то я думал, что при нынешних обстоятельствах я должен сделать что-то особенное для нее, – ответил отец.
– Сделать что-то особенное для нее при нынешних обстоятельствах? А как насчет моих обстоятельств? Почему ты не можешь сделать что-то особенное для меня? Ты когда-то полагал, что именно я – что-то особенное, – возразила Дафна.
– Я и сейчас так считаю, – запротестовал отец.
– Но, очевидно, я все же не такая особенная, как твоя кайенская принцесса. Ну ладно, а что ты теперь думаешь по поводу сегодняшнего происшествия, о котором я тебе рассказала?
– Я, конечно, разочарован, – ответил отец. – И чрезвычайно удивлен.