Рубин Великого Ламы

— Боюсь этого, капитан!

— Ну, хорошо, господин Петтибон, если невозможно, то и говорить нечего. Мы останемся здесь ночевать. Я, конечно, уверен, что вы ничего не упустили из виду для того, чтобы могло состояться наше отправление в назначенное время. И я не могу на вас сердиться за это невольное опоздание.

— Ах, ручаюсь вам! — воскликнул янки, вытирая пот, струившийся со лба, — я работал, как… я хотел сказать, как негр… но этого я уже никогда не скажу после теперешнего путешествия!

И он удалился, поднимая руки к небу.

Все собрались на палубе аэроплана. Был роскошный вечер. Солнце сияло. Золотистое небо, усыпанное фиолетовыми облачками, казалось чудными ковром, сверкающий фон которого, переливаясь цветами радуги, постепенно темнел на противоположной стороне горизонта. Вдали холмы, казалось, тонули в лиловом полумраке; звезды быстро загорались одна за другой на темной синеве неба, а с острова, покрытого душистыми деревьями и цветами, полилось благоухание, которое порывами приносил на аэроплан легкий ветерок. Оливье послал на «Аллигатор» приглашение офицерам, которые не замедлили явиться, сгорая от желания осмотреть аэроплан.

Многие из английских семейств, а также туземных жителей получили позволение взойти на «Галлию». Собралось многочисленное общество; пиршество продолжалось почти до рассвета, когда все, наконец, с сожалением разошлись и пошли спать.

Утром явилась группа темнокожих рабочих и, под надзором Петтибона, следившего за ленивцами взглядом тигра, окончила наполнение резервуаров нефтяным маслом.

В восемь часов с четвертью все было готово, и аэроплан поднялся в темную лазурь неба.

С высоты остров имел еще более очаровательный вид. Действительно, его справедливо назвали огромным садом, в котором зеленела роскошная растительность, истинно райский уголок всей Индии. И даже жители острова в своих ярких костюмах казались издали живыми цветами.

В девять часов десять минут пролетали над Тринкомали.

Аэроплан направил свой полет через Бенгальский залив, синева которого казалась еще темнее пред ясной лазурью неба.

С высоты чудилось, что под ними прочный пол из блестящего лазуревого камня. В неподвижных водах залива путники заметили целые стаи черепах, которые точно уснули, тихо качались, а между ними мелькали летающие рыбы, которые ежеминутно выскакивали из воды, перелетая с одного на другое место, отчего казалось, точно широкие фиолетовые ленты испещряли лазурную гладь залива. Эти рыбы придавали особый оттенок воде и оправдывали эпитет, часто употребляемый Гомером, — на что лорд Темпль указал Этель, — что море имеет цвет вина. Ни один парус не нарушал этой чарующей тишины.

Но вскоре они увидели налево, вдали, Карайккал и Пондишери.

К концу дня они перелетели через весь Бенгальский залив. В четыре часа пополудни виден был Джаггернат, потом Кутак с блестящими белыми домами, бухта Маганади, которая казалась кипящим озером в спокойных водах залива. Наконец в четыре с половиной часа показался Ганг со своими мутными и желтыми водами. Здесь, среди массы островов, заполняющих его устье, они увидели остров Сангр, известный своими страшными тиграми. Вода Ганга резко отличалась своей желтой мутью от лазурной воды залива и казалась широкой желтой лентой, убегающей вдаль; в устье хорошо можно было заметить эту мутную воду, которая, не смешиваясь, врезалась в прозрачный залив. Позади оставалась Калькутта, этот Ливерпуль Индии, который, увеличивая богатства и расширяя деятельность, почти потерял свою живописную прелесть. Наши путешественники любовались его широкими улицами с роскошными дворцами, его бесчисленными кораблями, наполнявшими бухту; любовались роскошными садами, царским дворцом с красной и голубой крышей, над которой кружились тысячи голубей; окрестными селениями с бесчисленными белыми и желтыми домиками, тонущими в зелени, и, наконец, обилием других деревьев, которые украшали древний город. Все сразу согласились, что этот индийский город хоть и красив, но не имеет своего характерного стиля и оригинальности, а новый город дворцов, как называют центральную Калькутту, не стоит того, что о нем говорят.

Промелькнула Калькутта; скоро и Чандернагор остался позади, и путники уже летели над государством Непал. Было шесть часов.

Перед взорами путешественников поднялась грозная, величественная ледяная масса Гималаев с холодными снежными вершинами. Масса эта непроницаемой стеной стояла между путешественниками и Тибетом.

Температура сразу понизилась. Дамы закутались в теплые накидки. Но холод становился все более и более резким. Казалось просто невероятным, что не дальше как утром они вдыхали полной грудью благодатный и благоухающий воздух Коломбо, а теперь вдруг попали в ледяное царство.

Ледники Гималаев, отражая лучи заходящего солнца, переливались различными цветами, которые не может передать никакая кисть художника. Алые тона все слабели, пока не перешли в бледно-голубые, а затем ослепительно белые. Быстро наступившие сумерки все окутали серым покрывалом.

С семи часов двадцати минут аэроплан должен был постепенно увеличивать угол наклона плоскостей, чтобы перелететь через Гималаи. Вместо того, чтобы двигаться по горизонтальной линии, аэроплан пошел по наклонной, угол которой к горизонту равнялся сорока пяти градусам. Постепенный подъем окончился, когда достиг высоты восьми тысяч трехсот сорока метров. По совету Оливье дамы ушли в каюты; но очень скоро они снова вышли оттуда, жалуясь на одышку и нестерпимый шум в ушах и голове. Лорд Дункан, ослабевший от тяжелой болезни, страдал еще сильнее. У него и у многих членов экспедиции появилось кровотечение из носа. Но наконец пройдена страшная зона; можно было уже спуститься на такую высоту, где дышать стало легче.

Путешественники были в Тибете. Глаза всех пожирали эту таинственную страну, где каждый думал открыть какое-то Эльдорадо.

Оливье, как и другие, опираясь на борт аэроплана, смотрел на тибетские равнины, озаренные холодным светом луны, когда вдруг услышал позади себя чуть слышное восклицание: «Эй, эй!»… — кто-то повторил его несколько раз каким-то неестественным голосом.

Он обернулся и увидел негра Теодора, или, вернее, Боба Рютвена, который делал какие-то таинственные знаки, моргая глазами, прикладывая палец к губам, и показывал на что-то за своими плечами. Оливье посмотрел в ту сторону, но не заметил ничего ненормального и кончил тем, что направился за рубку, приглашая взглядом Боба следовать за ним. Молодой человек быстро понял капитана и поспешил вслед за ним.

— Какого дьявола вы беснуетесь так, Боб? — спросил Оливье, когда они были под защитой от нескромных взоров.

— Говорите тише, ради Бога! — прошептал Боб,

бросая вокруг подозрительные взгляды.

— Но что это значит? Почему столько таинственного?.. Какую государственную тайну хотите вы сообщить мне?

— Государственная тайна! Можете так называть, это не важно!.. Но нас могут услышать. Если бы нам пройти в вашу каюту?

— Может быть, Петтибон снова поймал вас на месте за разговором с мадемуазель, вашей сестрой?

— Я смеюсь над Петтибоном!.. Нет, дело вовсе не касается этого старого шакала… Но нужно, чтобы я сообщил вам то, что открыл… Это долг моей совести. Поверите ли, что… я, право, не знаю, как вам это объяснить… но… Я вовсе не один фальшивый негр на судне!..

И Боб наблюдал, ожидая, какое впечатление произведет это на Оливье.

— Уже давно я это знаю, — ответил Оливье. — С первого вечера я узнал Отто Мейстера…

— Отто Мейстера! — воскликнул Боб, пораженный. — Как? и он также?., он тут?..