Рубин Великого Ламы

При входе в храм их встретили три особы и рассыпались в любезных приветствиях. Так же, как и прежние, эти в выспренных выражениях снова предлагали в распоряжение свое добро, свои услуги и свою преданность. А затем величественно удалились, оставив пассажиров «Галлии» на попечение Матанги.

Первый из этих сановников, как объяснил лама, был настоятель, верховный глава кумирни; второй — ам-бань, лицо, на обязанности которого лежало поддерживать дисциплину, но в действительности это был представитель китайского правительства, который следит, какой дух в кумирне, — дружеский или враждебный китайскому владычеству. Третий человек был святой.

Во всех особенно почитаемых кумирнях встречается такое привилегированное лицо, которое не занимается ни служебными, ни какими-нибудь светскими делами, а держится только для того, чтобы появляться на церемониях. Такое лицо придает особую славу учреждению в силу своей всеми признанной святости. Присутствие этого святого значительно увеличивает приток доходов, вокруг него сыпятся в изобилии богатые приношения.

Святой, которого видели наши путешественники, был редкого достоинства, как с гордостью объяснил это Матанга, — он истинный живой Будда; через него справедливо поднялось могущество кумирни Кумбун (конечно, ценой самых изощренных интриг), и благосостояние ее уже заметно возросло. Говоря все это, Матанга повел своих гостей вокруг храма, наблюдая при этом, чтобы святыня оставалась непременно по правую руку: исполнение этого правила требуется во всей стране лам. Из-за этого, с лордом Темплем произошло неприятное приключение. Рассматривая интересную архитектуру храма, он отстал, а потом, чтобы сойтись с остальными путниками, направился к ним таким образом, что храм остался у него по левую руку. Лишь только он сделал два или три шага, как вдруг две сильные руки схватили его за плечи и повернули обратно, чтобы храм пришелся справа. Это грубое движение сопровождали оскорбительным выговором, чтобы он не забывал этикета, установленного для святых мест.

Осмотрев храм снаружи, путешественники вошли внутрь. Тут прежде всего их поразило изображение Будды, сделанное из чистого золота. Вокруг него они увидели бесчисленное множество сокровищ. Кувшины, разные сосуды, кадильницы из драгоценных металлов с роскошной чеканкой; статуэтки из золота, серебра и бронзы; картины, манускрипты, чудно разукрашенные ковры и дорогая обивка стен, — все это дышало роскошью и несметным богатством, но стояло в полумраке под высокими и темными сводами. В этом сумраке они заметили на стенах изображение двух стражников с отвратительным предметом в руках, сделанным из кожи змеи и человеческих черепов; дьяволов с головами собаки, орла или быка, — имеющих целью, вероятно, своим ужасным видом устрашать воров, которые имели бы дерзость проникнуть сюда.

Сокровища были рассмотрены, и путники вошли в молельню. Моления в кумирне производились по такой оригинальной системе, что наши путешественники не могли не удивиться.

Вдоль длинной галереи стояло множество маленьких столиков. Все они были расставлены параллельными рядами; около каждого из этих миниатюрных алтарей сидел лама, весь поглощенный своими делами: громко, во весь голос, с ошеломляющей быстротой читавший по листочкам большой сверток, который лежал перед каждым. Это были 108 тибетских канонов, которые делились между всеми ламами одной кумирни для прочтения. Каждому приходилось прочесть громко около сорока страниц ежедневно, а потому вся задача их сводилась к тому, чтобы читать как можно быстрее. Время от времени лама проглатывал чашку чая, подносимую одним из верных, которые слушали эти молитвы. Проглотив чай, лама с новой энергией начинал чтение, похожее на какое-то беспрерывное жужжание или урчание.

Рассматривая все это с большим интересом, путешественники убеждались в то же время, что им не грозит никакой опасности в столице Великого Ламы. Действительно, мало того, что с ними обращались с изысканной вежливостью, заметно было еще особенное почтение, которое внушали ламам пассажиры «Галлии», вероятно, вследствие их внезапного появления с неба на воздушном корабле.

Ввиду всего этого, участники авангарда думали вскоре пригласить с собой остальных пассажиров, чтобы полюбоваться невиданным зрелищем.

Приближалось время завтрака, капитан Дерош обратился к сановнику Матанге, приглашая его на аэроплан разделить с ними трапезу. Предложение тотчас же было принято с самым любезным видом.

Дамы не могли нахвалиться любезностью ламы и со своей стороны прилагали все старания, чтобы отплатить тем же, хотя невозможность понимать друг друга очень затрудняла эту задачу. Но доброе желание делает чудеса. Не прошло и трех четвертей часа, как мисс Рютвен, совершенно забывшая свой первый испуг, была готова просить любезного Матангу повторить «Гимн Тамерлана», и объясняла ему, что имеет большое желание научиться тибетскому языку. Отто Мейстер, желая доказать необходимость своего присутствия, неутомимо переводил все, что его просили, а Оливье после недолгого упражнения уяснил этот особенный строй языка, так что, в общем, все достигли возможности понимать друг друга.

— Объясните мне, пожалуйста, если можете, — обратился к присутствующим командир, — смысл некоторых слов, которые все утро звучат у меня в ушах. Где мы только не были, каких людей ни встречали, — ламы, продавцы, богомольцы, женщины и дети, — отовсюду, из каждых уст я слышал одну и ту же фразу, которую могу вам повторить, хотя ничего в ней не понимаю…

— Я также, — сказали лорд Темпль и Оливье почти одновременно. — «От mani padme houm»!

— Это она самая и есть, — подтвердил лорд Дункан. — Какой смысл этих слов?

— Это, может быть, не так легко объяснить, — ответил доктор, — буквальный ее смысл такой: «О! драгоценность в лотосе! Аминь».

— И в то же время, — возразил Оливье, — как она слышится из всех уст, вы ее видите написанной со всех сторон. На камне, на мраморе, на металле, на флагах и знаменах, повсюду я ее встречал. Что бы это могло значить?

— «Mani», как это все произнесли здесь без запинки, — сказал доктор, — есть лучшее средство приобрести добродетели и стоять на верном пути. Его проповедуют и распространяют путем гравирования, письма или красок и всякими другими возможными средствами, — это есть понятие высшей степени филантропии и добродетели… Но я вижу, что лама Матанга понимает, о чем мы говорим; он, наверно, может рассказать нам много интересного насчет «mani»…

Лама действительно догадался, о чем шла речь и, так как был прекрасным рассказчиком, то готовил уже с улыбкой маленький рассказ.

— Эта формула, — начал он, когда доктор передал ему суть дела, — имеет в глазах верных величайшую ценность. Вот ее происхождение:

«Однажды совершенный Будда, называемый „бесконечным светом“, вошел в состояние нирваны; из его правого глаза вышел луч белого света, а из левого — луч голубого света; лучи эти милостиво упали на народы запада. Там в это время царствовал государь, называемый «Наилучший». Он управлял четырьмя материками; богатства его были неизмеримы, а могущество безгранично, но у него не было детей. В этой же стране существовало одно озеро, называемое озером Лотоса, и каждый год в известное время туда приходили царские посланники, чтобы нарвать цветов для священного жертвоприношения. Но вот однажды, придя за цветами, они остановились в изумлении. На середине озера возвышался лотос, украшенный стеблями в виде копий и прикрытый листьями в виде щита. Посланные поспешно вернулись к царю, чтобы сообщить эту новость, на что царь ответил: «Нет никакого сомнения, что в этом цветке произошло чудесное зарождение какого-нибудь творения, я сам хочу увидеть этот чудесный предмет». И, позвав жену, министров и всю свиту, он отправился на телегах, наполненных подарками и различными дарами, со знаменами и флагами, среди курений фимиамом, при звуках божественной музыки.

На берегу озера все сели на корабли и длинной процессией направились к чудесному цветку.

Как только приблизился корабль с царем, вдруг лотос раскрылся, и все увидели юношу лет шестнадцати, отмеченного всеми характерными знаками Будды. Его окружала слава, красота его была чудна, он сверкал драгоценностями и держал в руках блестящий меч. Из уст его послышались слова: «Любите всякую тварь».

Тогда царь и вся свита пали ниц, преклоняясь перед ним, а затем отвезли его во дворец; он сделался предметом общего почитания под названием «Сердце лотоса». И чудесный ребенок, бросая взгляд сострадания на весь мир, увидел, что люди погрязли в мутной воде разврата, закованы цепями эгоизма, закутаны покрывалами невежества, сжигаемы огнем страстей и охвачены духом гордыни. Обильные слезы потекли из его глаз и с уст его сорвалось шесть слов, которые должны спасти мир: