Рубиновая верность
Шрифт:
После этого инцидента какое-то время все шло хорошо. Если Илья и имел какие-то связи на стороне, мне об этом ничего известно не было. Наше благосостояние росло. Бизнес Назаренко крепчал. Он продал все свои мини-пекарни и купил довольно большой хлебозавод под Петербургом. Он вложил много средств в модернизацию оборудования и обучение персонала, но это окупилось сторицей. За свои калачи на одной из престижных выставок хлебобулочной продукции он получил золотую медаль качества, которая теперь красовалась на упаковках всего его ассортимента.
Двухкомнатную квартиру мы сменили на четырехкомнатную в только что построенном
Я приобрела настолько ухоженный и элегантный вид, что сама уже удивлялась, как могла когда-то работать в захудалом строительном тресте и жить с нищим гастроэнтерологом Ленечкой. Наши с Назаренко теперешние друзья были сплошь бизнесменами, банкирами и даже довольно известными артистами, полюбившими продукцию фирмы «Маргарита». Я видела, как Илья гордится мной, как ему нравится, когда банкиры с золотыми булавками в галстуках лобызают мою ручку в бриллиантовых кольцах и говорят комплименты, в которых сам он был не мастак. Он заказывал мне туалеты у самых модных дизайнеров, лечил, если приходилось, в самых лучших клиниках и, как обещал когда-то, кормил в дорогих питерских ресторанах и заказывал только из них еду на дом.
А потом я опять застукала Назаренко с женщиной. И не с какой-то там домработницей, которая «сама для него все», а с женой его бывшего компаньона, Димы Измайлова. И на нашей даче. Дача, конечно, не квартира, в которую он обещал не приводить женщин, но тоже вся была обустроена моими руками. Лариса Измайлова, в отличие от Анны Андреевны Птицыной, очень меня испугалась и умоляла не доносить на нее мужу. Так и сказала: «Прошу не доносить». И даже плакала, и утверждала, что ее бес попутал, и сулила мне денег в качестве отступного, будто они были для меня в тот момент важны.
Когда Измайлова уехала на вызванном для нее такси, Назаренко опять без всякой вины во взгляде сказал мне:
– Так надо было.
– Кому? – спросила я. – Тебе?
– Мне… не обязательно… Лариска не в моем вкусе.
– Тогда кому же? Неужели это самому Измайлову «надо было»?!
Я видела, что у Назаренко опять чешутся руки, чтобы отвесить мне оплеуху, но он все-таки сдержался и меня не тронул. Он выпил в один присест бутылку минералки, стоящую на столике у постели, и сказал:
– Димка подложил мне хорошую свинью, а это, как ты знаешь, со мной не проходит.
– И ты решил проучить Измайлова при помощи жесткого секса с его женой? – воскликнула я, картинно всплеснув руками.
– Ты не понимаешь… Контрольный пакет акций пекарен и сети магазинов у Ларисы. Это бизнес ее родителей, а Измайлов примазался. Он и женился на Лариске только для того, чтобы быть поближе к ее магазинам и свалить от меня. А теперь он начал выпускать продукцию по моим рецептам, которые я от него никогда не таил. Это нормально? Скажи! Нормально?!
– А Лариса-то при чем? Думаешь, принесет тебе в зубах папенькины
– Не знаю пока… Ты ее спугнула… Я ее с трудом уломал на все это… – И он обвел широким жестом развороченную постель. – Теперь придется начинать все сначала.
– И это ты говоришь мне?! – крикнула я, здорово поперхнувшись на последнем слове.
Когда я откашлялась, Назаренко с самым невинным видом спросил:
– А кому же мне еще говорить?
– То есть ты мне открытым текстом сообщаешь, что собираешься еще раз затащить Лариску в постель?!
– Рита! Ну это же для дела!
– Для дела?! А если Измайловой понравится, мы что, станем жить втроем?! А вдруг она не захочет втроем-то? На какую помойку ты меня выбросишь, Илюша?!
– Не говори ерунды!
– Тогда ответь на поставленные вопросы. Я даже готова их еще раз для тебя повторить: «Что ты станешь делать, если Измайловой понравится то, как вы мстите ее мужу, и она захочет делать это ежедневно? Куда ты меня при этом задвинешь?!»
– Думаю, до этого дело не дойдет, – вяло промямлил Назаренко, и я поняла, что дело вполне может до этого дойти. С нуля организованный и выстраданный бизнес значил для него куда больше, чем какая-то Ритуля, его девочка… Да таких девочек…
Я открыла бутылку минералки, стоящую с другой стороны кровати, видимо, приготовленную для освежения Димкиной жены, и тоже выпила ее всю за один присест. Я вдруг поняла, что мое благополучие висит на волоске. Нет, какое на волоске! На тонюсенькой паутинке. Кем я являюсь для Назаренко? Никем. Любовницей. Сожительницей. До чего же отвратительное слово. Когда по телевизору показывают каких-нибудь бомжей в притоне, обычно так и говорят: здесь живет запойный алкоголик Сидоров Сидор Сидорович со своей сожительницей. И сразу представляется, как этот Сидоров сожительствует со своей сожительницей среди отбросов и пустых бутылок из-под стеклоочистителя «Снежинка». Вот и я сожительница. Не жена и даже не невеста. В случае окончательного разрыва с Назаренко мне не достанется ничего из совместно нажитого. Впрочем, все это великолепие, уже несколько лет окружающее меня, не может считаться совместно нажитым, поскольку куплено исключительно на деньги Ильи. Наверняка даже дареные брюлики придется оставить в любимой лакированной шкатулочке, а вечерние туалеты – в зеркальном шкафу. Я представила, как Димкина Лариса поливает мои цветы на лоджии в «Изумрудном городе», и разрыдалась.
Назаренко довольно нежно погладил меня по волосам и сказал:
– Брось, Ритуля! Ничего же не случилось. Все как всегда. Мне Лариска совершенно не нравится… Доска доской, ни тебе груди, ничего…
Идиот! Невоспитанный болван! Ну разве можно так разговаривать с женщиной?! С сожительницей! Какая мне разница, какая у Лариски грудь, если почти полное ее отсутствие на женском теле совершенно не помешало Илье… Да что там говорить…
После делового (то есть нужного для дела) секса с Измайловой Назаренко подарил мне ярко-красную «Ауди», и я закрыла глаза на то, что видела, и даже ни разу не подала вида Лариске, что готова перегрызть ей горло. Сама Лариска долго смотрела на меня глазами нашкодившей кошки, а потом вдруг осмелела и стала клеиться к Назаренко на виду не только у почтенной публики, но и своего мужа Димки. На одной из вечеринок Измайлов пригласил меня на танец и, едва я положила ему руки на плечи, спросил: