Рубиновый сюрприз
Шрифт:
В голосе Хадсона звучала такая досада, что Давиньян не сдержал улыбки.
— Несмотря на дружественные чувства, какие я испытывал к Советскому Союзу на протяжении пятидесяти лет, — продолжил Хадсон, — несмотря на все торговые эмбарго, с которыми мне приходилось бороться, несмотря на всех правых ненормальных американцев, которым я сопротивлялся, русские никогда не доверяли мне. А теперь это! Господи! Вот чем отплатили мне эти крестьяне.
— Из тебя бы получился великолепный актер, — сухо произнес Давиньян. — Кто бы мог подумать, что ты мог забыть, что предательство —
— Но у меня была мечта, — сказал Хадсон. — Всю свою жизнь я работал ради спокойствия в мире и ради сотрудничества между народами. Я помогал налаживать и поддерживать теплые отношения с каждым советским лидером от Сталина до Горбачева.
Давиньян многозначительно вздохнул.
— Я старался разрушить барьеры между странами, — честно признался Хадсон.
— При этом стараясь получить для себя немалую прибыль, — добавил Давиньян.
— Они же ведь использовали меня…
— Ты использовал их. Пожалуйста, не играй со мной в наивного филантропа, — попросил Давиньян. — Это тебе не к лицу. Ты дружил с Советами, потому что так было выгодно тебе.
— Неправда. Я верил.
— В таком случае ты, был дураком. Но я не думаю, что ты, Дэмон Хадсон, дурак.
Некоторое время двое бывших дельцов молча смотрели друг на друга. Несмотря на одинаковый возраст, Давиньян всегда завидовал красоте и мужским способностям Хадсона. Теперь же он увидел партнера в ином свете. Хотя тело Хадсона оставалось изумительно крепким, ум, казалось, начал слабеть. Может быть, это было побочным эффектом его многочисленных любовных похождений?
Да, мало кто был посвящен в тайны Хадсона. Но Давиньян знал обо всем. В тех местах Восточной Европы, которые часто посещал Хадсон под предлогом занятия бизнесом, у Давиньяна были старые друзья, и он вдруг понял, почему Хадсона так напугала мысль о предательстве русских. Просто он боялся потерять источник неестественной мужской силы для своего возраста.
И все-таки Давиньян попробовал его успокоить.
— Полагаю, что ты доверяешь этой женщине больше, чем она того заслуживает, тихо проговорил он. — Другие тоже раньше писали статьи о твоем бизнесе, вспомни. Но ведь ничего страшного не происходило.
Хадсон нетерпеливо замахал руками в ответ.
— Ради этого я тратил миллионы.
— Хорошее вложение денег.
— Только потому, что большинство журналистов ленивы, — раздраженно ответил Хадсон, — никто из них, кроме, конечно, Клэр Тод, не копнул глубже в мое личное дело.
— Интересно, — прошептал Давиньян.
— Если она так много знает обо мне, то скорее всего имеет подробную информацию и о тебе. Ты не подумал об этом?
— Разумеется. Все просто ужасно.
Хадсон, вероятно, даже не представлял, до какой степени ужасной казалась сложившаяся ситуация Давиньяну. Более тридцати лет тот был колесиком в большой тайной махине политических сил. И будучи лишь исполнителем, он усердно применял все свое мастерство в интересах коммунистического Кремля.
Его первоочередной задачей являлось поддерживание связи с Хадсоном, но он также следил за некоторыми советскими эмигрантами, жившими в Лос-Анджелесе, передавал информацию, полученную от агентов, которые работали в Южной Калифорнии на предприятиях оборонной и аэрокосмической промышленности. Он также был организатором исчезновения неугодных людей.
Хадсон ничего не знал об этой стороне деятельности Давиньяна, но его интуиция и проницательность подсказывали ему, что у того были секреты, которые тоже лучше бы никто не раскрывал.
Если бы в статье о Дэмоне Хадсоне Давиньяна объявили шпионом в пользу советской разведки, тотчас последовало бы расследование. И если бы за это взялся толковый специалист, то он сумел бы раскрыть всю агентурную сеть.
Люди, на которых работал Давиньян, хотя и не были уже у власти, но по-прежнему жили в Москве. Их интересы совпадали с интересами Хадсона, а теперь и Давиньяна.
Вздохнув, он снова попытался успокоить Хадсона.
— Никто из тех, кто на нашей стороне, не предаст тебя, — сказал Давиньян, сам сильно сомневаясь в истинности своих слов. — Россия этим ничего не достигнет, но мы потеряем многое.
— Не больше, чем потеряю я один!
— Я обещаю тебе достать информацию о Клэр Тод.
— Нет времени для твоих обычных способов наведения справок. Я с ней встречаюсь завтра утром. — Так скоро? Почему?
— Она хочет показать мне доказательства, которые намерена использовать в своей статье.
Давиньян осторожно положил руку на плечо Хадсона, почувствовав огромное различие между их физическим состоянием.
Это могло показаться странным, но сейчас Давиньян неожиданно понял, что имел перед Хадсоном преимущество: жизнь Арманда приближалась к концу, и не так уж важно, что случится, ему почти нечего терять. Хадсон же собирался жить еще долго и боялся, что у него многое отнимут.
Давиньян спрашивал себя, осознавал ли Хадсон, что его жизнь, возможно, и была уже тем, что у него отняли. Еще раньше.
— Расслабься, — сказал он Хадсону. — Я что-нибудь придумаю, прежде чем вернется эта журналистка.
Глава 6
— Сэм, ты уверен? — спросила Лорел.
— Я не был бы более уверенным, если бы ты спросила меня, смогу ли я летать без наркотиков, — ответил Сэмюэль Арчер.
— Но… — начала снова Лорел.
— Мой дорогой малыш, — нетерпеливо прервал ее Арчер, — суровой, неприкрашенной правдой является то, что ты не смогла бы купить принадлежащее русскому императору яйцо Фаберже ни за один, ни за десять миллионов долларов. Его просто нельзя найти, если бы ты даже и захотела приобрести его.
— Я понимаю, — сказала Лорел и взглянула на красное с золотом лакированное чудо, лежащее перед ней на скамье. Благодаря полуденному солнцу, проникавшему сквозь стеклянную стену ее мастерской, инкрустация на яйце излучала ослепительное, неземное сияние.
Сэмюэль Арчер был главным хранителем отделения восточноевропейского и центрально-азиатского искусства при музее Метрополитен в Нью-Йорке. Он также был и давним другом семьи, протеже ее матери, решившей однажды, что ему лучше приобретать произведения искусства, нежели их создавать.