Ручная кладь
Шрифт:
– О чем ты, Таня?
– спросил Егор, разглаживая широкой ладонью непричесанные волосы жены.
Но он все понял. Летчик на пенсии – это как труп в отпуске. Мало кто выдерживает, спиваются, кончают собой. Жена это знала и боялась. Он не делился с ней переживаниями, она все видела и, молча, страдала. Нет, конечно, он не сиганет с балкона, и не залезет в петлю, не положит душу на дно бутылки. Он справится с хандрой и привыкнет к нормальной человеческой жизни. Станет жить как все: ночью по восемь часов спать, трижды в день есть и дважды гулять.
Женщина суетливым взглядом посмотрела по сторонам и взяла с журнального столика школьную тетрадку.
– Вот хотела
– Почитай, что Санька написал.
За сочинение внук получил пятерку с плюсом, и эмоциональное «молодец» с тремя восклицательными знаками, добавленное щедрой учительской рукой.
Егор открыл тетрадку. Сочинение на тему «Кем я хочу стать» называлось «Догоняя оранжевый закат».
Взгляд скользил по тексту, цепляясь за патетические абзацы, грусть холодной росой медленно оседала в душе.
Сашка писал о том, что хочет стать летчиком гражданской авиации, в красках расписывая романтику профессии. Егор Андреевич прекрасно знал, что родители этого не допустят. Единственный ребенок, гордость семьи, умница и отличник Сашка пойдет либо по стопам мамы в филологию, либо папы в юриспруденцию. Дурной пример деда, отсутствующего в жизни семьи если не физически, то морально, вряд ли покажется заразительным. Все эти красивые слова написаны исключительно ради высокой отметки.
Дочитав до абзаца: «Судно шло на эшелоне. Летчики слышали как, угомонились и заснули пассажиры. Капитан не спал. Перед его глазами открывалось зрелище потрясающей красоты. Облака отливали золотом, синеву неба на горизонте оттеняла яркая полоса света. Самолет летел на запад вслед за заходящим солнцем, словно догоняя оранжевый закат», - Егор Андреевич ухмыльнулся и подумал:
«Многие приходят в авиацию за романтикой, но постепенно привыкают и при первой возможности стремятся несколько минут вздремнуть. Потому что хорошо знают, что силы еще понадобятся».
«Небо внезапно потемнело. Перед экипажем показался грозовой фронт.
– Придется идти через грозу, - сказал командир корабля», - писал Сашка.
Егор Андреевич улыбнулся и закрыл тетрадь.
– Понравилось? – спросила жена.
– Да, конечно, молодец, - ответил Егор.
«Гроза – это стихия! К стихии привыкнуть нельзя. Гроза для самолета - это как удар ракетой. Он перед ней беспомощен и беззащитен. Лететь через грозовой фронт – это не вершина пилотажа, как пытаются изобразить писатели и кинематографисты. Стихию ни покорить, ни победить нельзя. Она тебя скрутит, сломает, порвет и не заметит. Игры с нею всегда заканчиваются трагически. Идти сквозь грозу - это вариант для летчика - самоубийцы. Конечно, на экране это смотрится красиво: самолет, лавируя в иссиня-черных подсвечиваемых грозами облачных ущельях, то резко набирая высоту, то камнем падая вниз, преодолевая все мыслимые и немыслимые препятствия, выходит победителем в спокойный солнечный мир. Но, когда у тебя за спиной сидит две или три сотни ничего неподозревающих пассажиров, честнее и разумнее, не рискуя жизнью обойти грозовой фронт стороной».
Егор Андреевич вновь погрузился в свои размышления, пока жена прервала его задумчивость неожиданной просьбой:
– Ты не мог бы сходить к Сане в школу? Учительница зачитала Сашкино сочинение, и ребята мечтают тебя увидеть.
Предложение было настолько неожиданным, что Егор Андреевич растерялся. Он помялся, по привычке подыскивая повод для отказа, но, вспомнив свои недавние размышления, согласился.
Уже войдя в дверь класса, Егор Андреевич поймал себя на мысли, что не знает, о чем говорить. Тридцать
«А вы смотрели фильм? Читали эту книгу?», - звучало со всех сторон. Поняв, что не может донести школьникам, в чем сложность управления самолетом, он предложил им попытать свои силы на тренажере. Возможность сидеть в кресле пилота и управлять Боингом, хотя бы виртуальным, привела мальчишек в неописуемый восторг. Желающих оказалось больше, чем он мог себе представить. А когда увидел, сколько ребят приехало, испугался, что не хватит отведенного времени.
Егор Андреевич сел за штурвал, показывая школьникам приборы и объясняя их назначение. Затем он рассказал последовательность действий летчика на взлете и показал, как нужно взлетать. Он хотел объяснить основные ошибки, но ребятам не терпелось попробовать самим.
И вот уже мальчишка сидит в кресле пилота, разгоняя самолет по взлетной полосе. Динамик методично отсчитывает показания скорости. Взлет! Парнишка рвет штурвал на себя, и приборы уходят в красную зону.
– Нет!
– успевает крикнуть Егор Андреевич, но на экране уже загорается сообщение о падении лайнера и все стихает. Среди внезапно наступившей гробовой тишины раздается шутка:
– Димка Боинг уронил.
Взрыв смеха немного разряжает накалившуюся атмосферу, но виновник катастрофы смотрит растерянными глазами, не понимая, что произошло.
– Слишком сильно рванул штурвал, вызвал помпаж двигателей, - объясняет Егор Андреевич.
Диме хочется еще, но желающих много и его вытесняют из кресла.
Падения лайнера следуют одно за другим, все оказывается не так, как в игре или кино.
– Как это все запомнить?
– Здесь столько приборов, как же можно за всеми сразу уследить? – раздаются возмущенные голоса.
Сделавшие свою попытку поднять самолет, собираются поодаль и обсуждают сначала свои ошибки, а затем фильм, в котором Боингом управляет тринадцатилетняя девочка. Сейчас это кажется смешным.
Очередь доходит до Сашки. Он усаживается в кресло и получает разрешение на взлет.
На экране мелькают бетонные плиты, имитируя разгон, быстрее, быстрее...
Сто шестьдесят! Двести! Двести двадцать!
– динамик монотонно сообщает скорость.
– Взлет! – шепчет Санька.
– Давай! – мысленно кричит Егор Андреевич и смотрит на внука.
Сашкины руки мертвой хваткой вцепились в штурвал, который он резко тянет на себя.
– Двести семьдесят! – сообщает динамик, и монитор показывает, как машина отрывается от земли
Костяшки на кистях белеют от напряжения, Сашка сжимает штурвал и смотрит на авиагоризонт. Приборы показывают, что машина слишком задирает нос.
Егор Андреевич смотрит на внука, и рука инстинктивно хватает штурвал, исправляя положение.
– Десять метров!
– говорит динамик.
Сашка убирает шасси.
– Шасси убраны!- сообщает компьютер.
Сашка убирает фары.
– Высота сто двадцать, скорость триста тридцать!
– Закрылки пятнадцать!
– произносит Саша, и монитор показывает, как машина набирает высоту.