Руфь. Непреклонная
Шрифт:
— Да, я знаю. Но я также знаю о твоей любви и доброте, которую ты проявила к своей свекрови после смерти ее мужа, — от нахлынувших чувств голос его стал ниже. — Я слышал, что ты оставила своего отца, мать, родину, чтобы жить среди чужого народа. Да будет тебе полная награда от Господа, Бога Израилева, к Которому ты пришла, чтобы найти убежище под Его крылами.
Конечно, Господь являл великую милость тем, кто принадлежал Ему. Как Ноемини. А теперь и этой молодой женщине.
Краска залила щеки Руфи.
— Я надеюсь сохранить милость твою, господин, — ответила она. — Ты утешил меня и говорил по сердцу моему, хотя я не стою рабынь твоих.
Снова обратив внимание на синяк, он мягко спросил:
—
Руфь слегка нахмурилась, в ее глазах мелькнула тревога. Инстинктивно она подняла руку, чтобы закрыть синяк, и опустила голову, как бы желая скрыть его.
— Только один маленький камешек. Он не причинил мне большого вреда. Я полагаю, этого следовало ожидать.
Если бы эти слова могли извинить такое обращение!
— Надеюсь, это случилось не на моемполе, — сказал он мрачно.
— О, это произошло не здесь, — сказала Руфь поспешно. — С тех пор, как я здесь, никто ни разу не обидел меня.
Воозу стало стыдно при мысли, что кто-то из его соседей был так жесток к ней.
Он хотел, чтобы она чувствовала себя в безопасности, но опасался, как бы она не истолковала превратно его внимание к ней. Она была миловидной молодой женщиной и, несомненно, принимала знаки внимания от мужчин, которые были значительно моложе его.
— Среди моих работников ты можешь быть спокойна. Здесь тебя не обидят.
Вооз оставил ее за работой и, уходя прочь, думал, что молодой Махлон, выбрав себе в жены такую девушку, показал себя необыкновенно разумным мужчиной. Не все чужеземные женщины были проклятием для еврейских мужчин, не все уводили их от истинного Бога к похотливому языческому поклонению. Некоторые чужеземки стали жить среди избранного Божьего народа благодаря своей вере.
Такой женщиной была его мать, Раав. Она пустила в свой дом, устроенный в городской стене Иерихона, двух еврейских соглядатаев. Не стыдясь, она смело заявила о своей вере в Яхве, Бога евреев. Она рисковала собственной жизнью, чтобы присоединиться к Богу и Его народу. Одним из этих соглядатаев был его отец, Салмон. И Бог благословил его родителей, ибо они любили друг друга всю свою жизнь.
И все-таки Бог предостерегал Свой народ от бед, которые мог принести им союз с чужеземцами. Мужчины слишком легко попадались на женские хитрости и оставляли Бога. Но что представляла собой эта иноземная женщина? Эта молодая моавитянка, безусловно, была одной из избранных Богом. Отказавшись от жизни в Моаве и придя с Ноеминью в Вифлеем, она тем самым заявила о своей вере. Эта девушка была похожа на его мать, чья вера была подобна камню посреди горы рыхлого песка. Вооз часто задавался вопросом о том, что, может быть, именно эта вера, а не просто принадлежность к еврейскому народу, отличала тех, кто был избран Богом. Ибо только Бог сейчас и всегда избирал тех, кто будет принадлежать Ему.
Однако, возможно, в сердце Вооза, объясняющего и оправдывающего брак своего отца с чужеземкой, просто заговорила старая обида. Даже спустя все эти годы он все еще чувствовал боль отказа. Не был ли он когда-то отвергнут как жених из-за того, что наполовину хананей? Среди Божьего народа были люди, полагавшие, что Бог считает праведным только происхождение от Авраама, а вера — всего лишь следствие принадлежности к избранному народу.
Вооз остановился на краю поля и оглянулся на молодую женщину, собиравшую колосья. Она подбирала их со всего поля, аккуратно укладывая на руках. По ее одежде было видно, что она городская женщина. Однако здесь, на его поле, в жару, она выполняла тяжелую работу и была благодарна за эту возможность трудиться. Почему она так усердно работает? Чтобы прокормить свою свекровь. Найдется ли среди его народа такая же молодая женщина, которая сделала бы столько же для того, кто был не из рода Авраама?
Что-то
К сожалению, Руфь была так молода, а он так стар.
Руфь услышала, как какой-то мужчина зовет ее по имени. Подняв голову, она увидела Вооза, стоявшего перед хижиной и жестом подзывающего ее к себе.
— Подойди сюда и возьми себе что-нибудь из нашей еды. Если хочешь, обмакивай свой хлеб в вино.
Ее сердце глухо и тяжело билось, когда она, сложив свои колосья в аккуратные снопы и оставив их на том месте, где работала, шла к хижине. Руфь удивлялась тому, что человек его положения обратил внимание на чужеземку, чья одежда покрылась пылью от работы и дурно пахла, и более того, что пригласил ее разделить трапезу со своими жнецами. Прежде чем войти в хижину, она вымыла руки. Руфь была смущена любопытными взглядами жнецов. Они внимательно рассматривали ее с ног до головы, в то время как женщины перешептывались между собою.
— Можно я сяду здесь? — спросила Руфь, указывая на свободное место между служанками.
Девушка, сидящая ближе всех, потеснилась.
— Неужели я скажу «нет», если сам господин пригласил тебя?
Руфь покраснела. Когда она села, то заметила, что девушка, сидящая рядом, отодвинулась подальше от нее. Сложив руки на коленях, она склонила голову и закрыла глаза, Вооз благословил пищу. После молитвы все вокруг снова заговорили. Они не пытались вовлечь Руфь в свой разговор, да она и не ждала от них этого. Она была удивлена, увидев, что господин сам подает пищу своим работникам. Подойдя к Руфи, Вооз дал ей двойную порцию. Она с изумлением взглянула на него и увидела, как он, нахмурившись, смотрел на ее руки. Девушка быстро убрала их под стол и крепко сцепила. Может быть, она нарушила правила? Когда она осмелилась поднять глаза, никто не смотрел на нее, все были заняты разговорами. Она была так голодна, что в животе громко урчало, и это приводило ее в еще большее смущение. Вооз дал ей более чем достаточно, чтобы утолить голод. Половину порции Руфь спрятала в платок для Ноемини, а уже потом отломила кусочек хлеба и обмакнула его в вино.
Постепенно любопытный шепот стих, молодые женщины разговаривали и смеялись так же, как и мужчины, сидевшие за перегородкой.
Руфь украдкой наблюдала за Воозом, сидевшим рядом со своим надсмотрщиком. Несмотря на различие их положений, мужчины разговаривали с непринужденностью двух друзей. Надсмотрщик был молод и годился Воозу в сыновья. Это был красивый сильный мужчина с черными волосами и глазами. Вооз же не был привлекательным. Его волосы и борода были тронуты сединой, а виски были совсем белые. В нем не было ничего, что могло бы заинтересовать женщину. Однако его доброта расположила к нему Руфь. Его нежная забота тронула ее до глубины души. Когда он, немного повернув голову, посмотрел в ее сторону, Руфь снова опустила глаза. Не пристало ей разглядывать мужчину, тем более такого, который был несравненно выше ее по своему положению. Руфь посмотрела в другую сторону и столкнулась с открытыми и пристальными взглядами юношей. Один из них широко улыбнулся девушке. Она быстро отвела взгляд, желая показать ему, что ей неприятно его внимание.
Руфь не стала долго засиживаться за столом, а поторопилась вернуться в поле, на дальний его конец, где она не вызывала бы раздражение служанок и не привлекала бы нежелательное для нее внимание жнецов.
Прежде чем жнецы вернулись в поле, Вооз отвел Шемеша в сторону.
— Молодые мужчины обращают внимание на моавитянку.
Тот усмехнулся.
— Любой мужчина, который может дышать, обратит на нее внимание.
— Смотри, чтобы никто не обидел ее.