Руина, Мазепа, Мазепинцы
Шрифт:
довольны обращением с ними генерала Брандта. Апостол в своем
донесении гетману называл его <человеком правдивой совести: любо и жить и умирать с ним, можно с ним разговаривать без
толмача, и если б не он, то мы бы не знали, как с этими немцами
обходиться, не умея говорить с ними>. Но не так отнеслись козаки
к Паткулю, под команду которого потом поступили. Это был, по
словам Апостола, человек <гордомысленный>, не говорил иначе
как по-немецки, и кругом него были все немцы, обращавшиеся
с козаками презрительно. Паткуль даже не счел нужным показать
им царский указ, по которому должен был ими командовать.
Козаки износили свои одежды, терпели Голод, им не давали
провианта, а приказывали самим для себя молотить снопы, молоть зерно
и печь хлеб. Паткуль этим не ограничился/. Он вздумал обучать
Козаков немецкому строю с мушкетами, а тех, которые не могли
скоро навыкнуть, велел бить жестоко и грозил виселицею. Чуть
какой козак выпятится из строя, его тотчас приказывают бить, не обращая внимания, хотя бы он был в числе полковых старшин.
1 Должностному лицу.
555
В Познани, где стояли козаки и обучались немецкому строю, ко-
зацкий сотник Родзянка заметил: <Разве когда полгода поучатся, тогда обучатся!> Это сочтено было дерзостью: Паткуль хотел
казнить Родзянку смертью и помиловал только после усиленных
просьб за него всех Козаков. В Познани, наконец, обступили ко-
заков кругом 2000 саксонской конницы и 2000 пехоты, прежде
всех старшин взяли под караул, потом из обоза приехали Паткуль
с Брандтом и приказали немцам побрать у Козаков для себя
лучших лошадей, а прочих лошадей неизвестно куда дели, и козаки
остались пешими. Это печальное событие сообщено было
полковнику переяславскому, который вместе с референдарием Ревуским
шел к Варшаве по пути от Львова. <Как скоро наше товариство, -
сообщал Мирович гетману, - услыхало о том, как обходятся
немцы с их братиею козаками, так и в мысли ни у кого не стало, чтоб идти далее за Вислу>. И от польских жолнеров, с которыми
принуждены были совершать поход, козаки Мировича много
натерпелись. <Поляки бесчестят наших людей, - писал Мирович, -
хлопами и свинопасами называют, плашмя саблями бьют, заспоривши за какую-нибудь связку сена или за поросенка. Никто из
наших доброго слова от ляхов не услышит, кричат на нас: в
наших есте руках, нога ваша не уйдет отсюда, всех вас тут
вырубим!> Под Тыкоцином 20 октября Мирович с козаками отстал
от референдария, взял путь к Бугу, мимо Люблина, и отпустил
Козаков для лучшего прокормления на Полесье, тем более что
носились слухи о моровом поветрии во Львове, в Белом Камени, в Бродах и Кременце. Козаки, бывшие у миргородского
полковника, лишившись лошадей, отобранных у них немцами, шли
пешком к Кракову, недалеко Велюна наткнулись на шведов и на
поляков шведской стороны, принуждены были вступить с ними
в бой, и были разбиты. Их погибло там 1700 человек, осталось
всего 80, которые прибыли в Украину с двумя сотниками полков
Нежинского и Прилуцкого.
Полковники Мирович и Апостол воротились в ноябре, отговариваясь и холодом и голодом. В царском указе о них 20 декабря
сказано, что хотя оба они достойны казни за распущение Козаков
и за самовольный уход со службы, но царь, по ходатайству
гетмана, простил их вины.
Палей сидел в батуринском замке до первых месяцев 1705
года. Его имущество было описано, и опись послана в Москву.
У него найдено до 2000 червонцев, кроме дукачей, бывших по
украинскому обычаю на женских коралловых монистах; 5274
талера найдено сокрытыми в земле, так как в те времена земля
была обычною сохранною казною, предохранявшею капиталы от
неприятелей и разбойников. Кроме того, сумма 15 000 чехов
числилась розданной в долг разным лицам. Серебряная посуда, со-
556
ставлявшая в то время обычную роскошь козацких старшин, не
представляла у Палея большого изобилия, по крайней мере, если
сравнивать е богатствами этого рода, найденными у Самойловича
после его низложения: всего посудного серебра у Палея было
весом 5 пудов 39 фунтов. Зато у Палея было немало дорогого, богато
оправленного оружия и одежд мужских и женских, бархатных
л’уданных1, златоглавных2 и проч. Его бывший фактор иудей и
его родственник Омельченко (занявший полковническую
должность) показывали, однако, что Палей зарыл еще в земле большой
клад, но не знали где. Гетман без царского указа не смел по
этому поводу подвергать Палея и жену его пыткам, хотя этого
ему хотелось.
В начале 1705 года Мазепа, будучи в Москве, лично
представлял царю, что Палея оставлять в Украине не годится, а
следует отправить его в Великую Россию, но и в столице не держать
долгое время и определить ему место ссылки где-нибудь подальше.
Палей был доставлен вместе с своим пасынком Симашком в
Москву в марте 1705 года. Сначала указом 30 мая велено было
сослать Палея в Енисейск и держать там до кончины живота. Но
по этому указу он почему-то отправлен не был, а 30 июля