Руина, Мазепа, Мазепинцы
Шрифт:
помощи против неприятеля, должны находиться под начальством
гетмана запорожского и без его ведома не смеют пребывать в
Украине. По воле и по назначению гетмана будет набираться еще
войско охочее - конное и пешее, и содержаться с королевских
и дедичных маетностей. На гетманскую булаву дается чигирин-
ское староство и Терехтемиров с тамошним монастырем, а на
гармоту* - староства лисянское, корсунское и богуславское; генеральным же и полковым
доход со староств, но не с тех, которые отданы уже на гетманскую
булаву и на гармоту. Гетман, кроме того, беспрепятственно может
брать, что ему нужно будет, на войсковые расходы в имениях
королевских и дедичных шляхетских. Король может требовать
Войско Запорожское на службу в польскую сторону, и в таком
случае сам присылает к гетману свой указ, а никак не польские
коронные гетманы, и в таком случае гетман, отправляя Козаков, посылает вместо себя наказного гетмана им же назначенного. В
заключение наказа подтверждалось, чтобы, сообразно тому, как
уже просили козаки при избрании короля Михаила, уния
непременно была уничтожена и вперед в законах нигде не оставалось
бы ни малейшего намека на русскую унию, чтобы везде, где
говорилось о русском народе, само собою разумелись бы дизуниты.
Козацкие требования от Польши равнялись требованию
духовного самоубийства. Угождая козакам, Польша должна была
отречься от своей исторической миссии, которую сознавали за
собою поляки, как самое высокое призвание, миссии - дать
торжество западному католичеству над восточным православием, считаемым по учению западной церкви ересью, которую уничтожать
есть богоугодное дело. Сам Дорошенко был убежден, что такие
требования не будут приняты, что с поляками не может быть
ладу, и ему остается надеяться исключительно на Турцию.
Продолжая сношения с этой последней державой, он еще целое лето
1670 года водил поляков и хитрил с ними, подобно тому, как
они хитрили с ним. Дорошенко посылал два раза в Острог тол- .
ковать о формальностях и потом просил себе копии с инструкции, данной польским комиссарам. Ему прислали инструкцию. Из нее
увидел Дорошенко, что поляки обещали ему амнистию, но вместе
с тем делали ему вопросы: зачем он искал протекции московской
и турецкой/ Такими вопросами естественно уничтожался всякий
смысл амнистии. В самых же главных условиях Дорошенко видел
полное нежелание примириться. Комиссарам не давалось права
толковать об уничтожении унии, - напротив, в инструкции ска-
186
зано было, что король <без консенсу столицы апостольской
трактовать о том не может>. Давалось только обещание устроить беседу
духовных по вопросу, касавшемуся веры. Комиссары польские
должны были объявить козацким, что церкви, какие были у уни-
тов, останутся за ними по-прежнему, и в крайнем случае
комиссарам предоставлялось брать во внимание Гадячский договор, но
постоянно иметь в виду, что католическое духовенство многое в
нем не одобряло. Насчет Гадячского договора делалось такое
замечание, что козакам было дозволено многое в виду шведской
войны с тем, чтобы козаки были верны Речи Посполитой; но
козаки тотчас после того отдались Москве, а потом под Чудновым
сами отреклись от Гадячского договора, находя, что этот договор
был полезен только приватным лицам, а не целому войску.
Равным образом решительно отвергалось домогательство Козаков о
проведении границы Украины в трех воеводствах и о
предоставлении козакам жительствовать в маетностях королевских, духовных и шляхетских. Понятно, что поляки не могли дозволить этого, потому что требование Козаков прямо влекло за собою
прекращение панской власти над народом, а Польша, как
аристократическая республика, уже много веков держалась господством
привилегированного класса над массою рабочего народа.
По получении такой инструкции Дорошенко посылал в Острог
еще раз просить аманатов в обеспечение козацких послов, но ему
отвечали, что этого вовсе не нужно, что того и прежде не делалось; достаточно присяги польских комиссаров в безопасности козацких
послов. Потом Дорошенко посылал снова требовать привилегий, захваченных Тетерею, уплаты взятых Тетерею, по смерти
митрополита Балабана, тысячи червонных, возвращения имущества и
денег вдове Данила Выговского и вознаграждения за разорения, учиненные в монастырских волостях. Тогда комиссары задержали
дорошенкова посланца и обратились к Ханенку, соображая, что
этот человек, ищущий гетманства, скорее согласится на условия, какие дадут ему поляки, чем упорный Дорошенко, тем более, что
Ханенко, именуясь кошевым гетманом, посылал уже кошевого
атамана Пелеха с изъявлением покорности королю и писал к самому
Дорошенку, уговаривая его быть в повиновении у польского
короля. Все это давало повод надеяться, что с Ханенком можно
удобнее и скорее сойтись. По первому же приглашению
обрадованный Ханенко отправил из Сечи в Острог войскового судью