Руина

Старицкий Михаил Петрович

— Ратуйте! на Бога! — закричал гетман, с усилием отталкивая от себя Думитрашку, но здесь на него бросились Забела, Домонтович и Мокриевич.

— Разбойники, звери, предатели! — захрипел гетман, беспомощно простирая руки и стараясь освободиться от навалившихся на него старшин. Лицо его побагровело, глаза налились кровью, из груди вырывался хриплый рев, как вдруг взгляд его остановился на Самойловиче, спокойно стоявшем в его ногах и наблюдавшем эту сцену.

С неестественным усилием гетман приподнялся на кровати.

— И ты!! и ты!! — вскрикнул он, простирая к нему руку. —

Будь же ты проклят, Иуда, проклят! проклят!

С всклокоченными волосами, безумным лицом и разорванной на груди рубахой, гетман был страшен в эту минуту.

Но Самойлович не смутился.

— Заткните ему глотку! — скомандовал он.

Старшины бросились на гетмана и снова опрокинули

его на кровать. Гетман отчаянно сопротивлялся, но борьба была неравная. Думитрашка и Забела скрутили гетману руки и ноги, а Мокриевич и Домонтович заткнули ему в рот платок и еще сверху обвязали всю голову его толстой хусткой, оставив только небольшое отверстие для носа.

Еще раз–другой судорожно вздрогнули руки несчастного гетмана, но Думитрашка туго стянул их веревкой, и тело гетмана сделалось неподвижно, как колода.

— Несите его, живо! — произнес тихо Самойлович.

Старшины подняли грузное тело гетмана и потащили через немые покои.

У крыльца гетманского уже стояли сани, запряженные парой добрых коней. На козлах сидели два вооруженных стрельца.

Старшины бесшумно опустили гетмана на дно саней и забросали его сверху заранее приготовленными кожами. Затем Мокриевич и Думитрашка вскочили также в сани и поместились по сторонам.

— Трогай! В Путивль! — шепнул тихо Мокриевич.

Обмотанные тряпками копыта лошадей не производили никакого звука. Сани бесшумно скользнули и потонули в темноте.

Кругом все было тихо, безмолвно. Снег падал на землю тяжелыми пушистыми хлопьями. Через минуту и след саней исчез под его белым покровом.

Черная ночь покрыла своей тяжелой пеленой злодейское дело.

На другой день, рано утром, по всему городу распространилась тревожная весть, что гетмана в Батурине не стало. Как он исчез, куда делся — никому не было известно, но эта таинственность еще более возбуждала умы.

Так как в ту же ночь ускакал из Батурина и посол московский, то некоторые уверяли, что посол выкрал гетмана и увез его с собою в Москву; другие же утверждали, что гетман выбрался тайно ночью в Киев, боясь, чтобы московские воеводы не задержали его; третьи приписывали исчезновение гетмана какому-то страшному колдовству.

Во всяком случае, весь город был встревожен.

На улицах, на рынках, всюду собирались кучки народа и толковали вполголоса о непонятном исчезновении гетмана. Бабы и молодицы принимали деятельное участие в этом волнении; толки и пересуды, при их содействии, принимали чудовищные размеры, опираясь, главным образом в этом событии, на нечистую силу.

А несчастный гетман, о котором так печалился и волновался народ, был уже в это время далеко за Путивлем, вдали от своей дорогой страны. Скованного по рукам и ногам, его мчали с необычайной быстротой по направлению к Москве.

Прошел день, другой, третий. Волнение в Батурине росло все больше и больше.

В присутствии

старшин народ боялся проявить свое недовольство, но весть об исчезновении гетмана побежала за стены Батурина и разлилась по всей Украйне.

Между тем Забела, Самойлович и Домонтович, которым поручено было теперь управление всей страной, принялись энергично за устройство своих дел.

Так как неизвестность причины исчезновения гетмана могла вызвать народное волнение, то старшины разослали во все полки и города универсалы, в которых объявляли народу от своего имени и от имени Москвы, что гетман Демьян Многогрешный оказался изменником, что обрелось множество и письменных, и словесных доказательств его измены, а посему московские воеводы, с соизволения генерального старшины, арестовали его и отправили в Москву, где над изменником и учинится правый суд и розыск. Теперь же старшины, которым поручено до избрания нового гетмана управление Украйной, приказывают сим универсалом всем полковникам, сотникам и иным старшинам казацким, чтобы немедля присылали в Батурин всех родственников и приятелей Многогрешного, заподозренных тоже в измене.

Разославши всюду эти универсалы, старшины отправили в Москву посольство. Послам поручено было передать множество предложений, а также просьбу старшин о том, чтобы поскорее назначалась избирательная рада для выбора нового гетмана и чтобы в этих выборах принимали участие только сами генеральные старшины и избранные казаки, во избежание волнений, могущих произойти от большого скопления черни и поспольства.

Это последнее предложение было желанием Самойловича. Самойлович знал, что среди массы казачества и народа он не пользовался популярностью, и потому, если бы и чернь приняла участие в выборах, то можно было сильно сомневаться в том, чтобы выбор пал на него; между тем как старшина должна была выбрать его непременно, тем более, что и Неелов стоял за него горой.

Для обеспечения своего избрания Самойлович послал еще от своего имени и от имени старшин просьбу в Москву, чтобы немедленно прислали приказ арестовать Сирка и отправить его в Москву, так как Сирко будто бы устраивает народные бунты.

Устранить Сирка из Украйны на время выбора гетмана было чрезвычайно важно для Самойловича, так как бесстрашный герой Сирко был любимцем всего казачества и народа. По одному его слову могла бы подняться вся Украйна, и тогда Самойловичу не только не пришлось бы увидеть, гетманской булавы, но, пожалуй, довелось бы еще и расплатиться за проделку с Многогрешным.

Занятый всеми этими хлопотами и приготовлениями к предстоящей избирательной раде, Самойлович совсем и забыл о существовании Марианны.

А весть об аресте гетмана дошла и до нее.

Исполнив свою миссию, Марианна возвратилась домой более спокойная и уверенная: на время опасность вторжения в Правобережную Украйну Ханенко и поляков была устранена. Из Чигирина приходили от Дорошенко также благоприятные вести о том, что Москва благосклонно относится к его предложению и что есть надежда на то, что Правобережную Украйну примут под Московский протекторат, и таким образом осуществится наконец желанное соединение обеих Украйн.