Руина
Шрифт:
— Высокошановные бояре, — заговорил снова Самойлович, когда старшины достаточно высказались, — для того мы и просили вас пожаловать сюда, чтобы высказать вам все, что мы знаем, а вы уже решайте, что делать, только решайте сегодня, потому что завтра будет уже поздно. Завтра гетман идет на правый берег, пускает слух, будто в Киев Богу молиться, на самом же деле только для того, чтобы видеться с Дорошенком в Печерском монастыре. Если мы сего злохищного волка теперь не задержим, то уж он из Киева назад в Батурин не вернется,
— Нет, нет! — произнес решительно Неелов. — Выпускать нам крамольника из Батурина невозможно, понеже, коли подымется мятеж, погибнем все до единого.
— А как задержать его? Смотрите, панове, не вышло бы тоже кровопролития? — возразил Танеев, теперь уже проклинавший себя в душе за то, что согласился приехать сюда.
— О том, боярин, не беспокойся, — заговорил Самойлович, — лишь бы твое соизволение было, а мятежа никакого не будет: гетманской надворной команды теперь нет в Батурине. Стрельцы всюду на воротах и на фортках стоят. Мы, старшины, этой ночью волка свяжем и отдадим его Григорию Неелову.
— А я его с стрельцами и отправлю в Путивль, — добавил Неелов, — и, написав его вины, сам повезу в Москву.
— А в Путивль из Батурина можно конно поспеть в одну ночь, — вставил Самойлович, — пока утро настанет, все кончено будет, без шума и кровопролития.
Но Танеев, видимо, не решался еще дать своего разрешения на такое рискованное дело.
— А как узнает войско о том, что гетмана забрали, не подняли бы бунта?
— Не бойся того, боярин! — воскликнул Думитрашка. — Гетмана никто не любит в войске, безмерно жесток и с казаками, и с старшиной, боятся его только, а всяк Бога благословит, коли от сего злохищника Украйну избавят.
— Невозможно нам его выпускать, невозможно, — заговорили разом старшины, — надобно его взять под караул сегодня же ночью, до рассвета!
Неелов также поддержал старшин.
С минуту еще Танеев раздумывал.
— Ну, что ж! — произнес он наконец. — Коли надо под караул брать, так берите, а повезу его и я с вами нынешней же ночью. Управитесь ли?
— Ступай, боярин, домой и жди нас, через полчаса все будет готово, — ответили старшины.
— Ну с Богом! — произнес Танеев, подымаясь с места и крестясь на образа. — Господь да благословит святое дело…
Все встали.
Казаки набросили на себя свои темные кереи, бояре оделись в стрелецкие зипуны, и все семь фигур осторожно и бесшумно вышли из будынка.
Спустившись с крыльца, они пошли по протоптанной тропинке и вышли через скрывавшуюся в частоколе калитку в узкую пустынную уличку, прилегавшую ко двору пана обозного.
Здесь фигуры разделились. Танеев в сопровождении одного провожатого отправился к дому Неелова, чтобы отдать распоряжение своим людям немедленно готовиться
Все было тихо кругом.
Старшины прошли по безмолвным улицам города и поднялись в Малый город.
На воротах стояли стрельцы; они хотели было остановить вошедших, но, узнав в стрельце, идущем с ними, Неелова, молча расступились.
Старшины прошли во двор гетманский.
Так как команды гетманской не было на тот раз в Батурине, то и на воротах гетманских стояли также стрельцы.
Неелов остановился на минуту и, сказавши несколько слов начальнику стрельцов, последовал за старшинами в гетманский двор.
Кругом все спало.
Глубокая полночь, черная и безмолвная, царила над миром.
В темноте смутно выглядывали неуклюжими силуэтами погруженные в мрак постройки, только в намерзшем окне гетманской опочивальни виднелся красноватый свет лампады, горевшей перед образом каким-то кровавым пятном.
Пройдя двор, старшины вступили на ступени гетманского крыльца и вошли в сени.
Здесь поджидал их Горголя.
Не говоря ни слова, он отворил перед ними двери и, держа высоко над головой тонкую восковую свечку, пошел впереди.
Придерживая руками сабли, пошли старшины по тихим гетманским покоям…
Мрачная, страшная тишина царствовала кругом и нагоняла какой-то смутный ужас.
Самойлович невольно оглянулся; ему показалось, что кто-то идет за ними, но это были только чудовищно безобразные тени, бесшумно скользившие за ними по стенам, как будто и они хотели броситься на безоружного гетмана и задушить его под своей черной пеленой…
Перед дверью гетманской опочивальни все невольно остановились и затаили дыхание…
Горголя осторожно толкнул дверь рукою.
С легким скрипом растворилась дверь, и глазам злодеев представилась погруженная в полумрак гетманская опочивальня.
Гетман спал.
Открытое, прямое лицо его было спокойно, даже печально…
Лампадка перед образами горела кровавым пятном…
Освещенные ее сиянием темные лики святых глядели сурово и строго. На мгновение всем стало как-то жутко.
Но Думитрашка сделал товарищам знак следовать за собою, и первый переступил порог опочивальни.
Старшины последовали за ним, пушистый ковер заглушал их шаги…
Подойдя к кровати гетмана, все остановились…
Гетман не слышал ничего… Вдруг словно судорога пробежала по его лицу, а затем и по всему телу, и гетман сразу открыл глаза…
При виде окружавших его ложе старшин страшное подозрение шевельнулось в душе его.
— Что случилось? — вскрикнул он, приподымаясь на постели.
— Поймали скаженого волка! — хихикнул злобно Думитрашка и, навалившись своим тяжелым телом на гетмана, снова повалил его на кровать.