Руины Арха 3. Бродяга
Шрифт:
Мэр как на иголках. Поплелся-таки за своей возлюбленной, но вечно озирается в поисках бандитов, на платке сухого места не осталось. Ладно, хоть штаны сухие. Пока.
Мальчик с сундуком тоже напуган. Бедный. Неужели ему велено всюду таскать за рыжей драгоценные побрякушки, подаренные супругом?
Рыжая достала из-за спины дамский револьвер. В чей лоб нацелится, даже не сомневаюсь.
Ну вот, так и знал.
– Прежде чем ты и твои сучки сдохните, – говорит она, глядя на меня тремя
Покосилась на слугу и, глядя на него строго, ткнула головой в меня.
Мальчик завозился, сундук на весу удерживает едва, замочек щелкнул, сундук, качаясь, разворачивается в его руках замочком ко мне. Мальчик держит левой, правой пытается поднять крышку, но тщетно, коленки трясутся.
Рыжая, держа меня на мушке, свободной рукой долбанула по сундуку, будто отвесила смачный подзатыльник.
Дерево при встрече с полом хрустнуло.
К моим ногам подкатилась, оставляя на плитах красные кляксы, человеческая голова.
Мулатка за моей спиной закричала в ужасе.
По отряду карателей прокатилась волна ахов, крепких словечек и зловещего шепота.
– Твою мать!
– Это же Камил…
– Камил!
– Кто его?..
Имя я услышал первый раз. Но лицо отрубленной головы знаю хорошо. А Ксара знает даже лучше.
Сын Анджея.
Смог-таки найти дорогу домой. Лучше б не нашел…
– Он про тебя мно-о-ого рассказал, – говорит рыжая довольно. – А про твою помидорную подружку с огненными глазками трындел без умолку.
«Подружка» села на колено рядом с головой Камила. Пальцы погладили срез, бриллианты на перчатках тут же обагрились, словно превратились в рубины, Ксара коснулась окровавленными пальцами языка.
– Теплая… Убили недавно.
Голос, которым она это сказала, подействовал на меня, как действует рыжая на своего слугу.
Ксара на меня посмотрела, и я чуть не умер.
На нас смотрит куча пушек, хотят казнить, а меня не колышет – знаю, перебьем всех, если захотим, как детей. Рыжая с ее смешными угрозами не идет ни в какое сравнение с этим взглядом Ксары. Вот от него действительно жутко.
Благо, перевела его на рыжую.
Толстячок глядит на отрубленную голову с ужасом, от жены шаг в сторону.
– Милая, как… это ты его?..
– Он примкнул к этой шайке! – обвиняет та гневно, тычет в нас. – Хотел открыть им ворота, но понял, что я его раскусила! Если бы я это не сделала, он бы меня…
– Ах ты… тварь!
Это Хан. Теперь его автомат смотрит дулом на рыжую. Другие пять стволов тоже повернулись на нее. По оскалу и сопению Хана видно, сдерживается с трудом, хочет всадить в рыжую всю обойму.
Рыжая вертит головой, револьвер дрожит, глаза округленные.
– Что?!
Хан перевел бешеный взгляд на мэра.
– Тебе зуд в паху совсем мозги съел, Георг! Как ты допустил такое? Как допустил, чтобы в Колыбели, городе мирных людей, убили того, кто в ней родился и вырос?! Отрезали голову как свинье!
Толстяк сделал еще шаг от жены.
Один из стрелков перевел пушку на мэра.
– Молчишь? Всегда молчишь, ей любые выходки сходят с рук. Она тебе еще и рот сиськой заткнула!
Рыжая начала пятиться.
– Да как смеете, блохи! Как смеете не подчиняться мэру!
Ее револьвер повис, но его все равно бросает от одного ополчившегося стрелка к другому.
– Тигр! Скажи этим обезьянам, чтоб повернули свои железки на этих бандитов!
– С тех пор как она появилась, – заговорил Рамиль, стражник, что встретил нас у ворот, – ты изменился, Георг. Вертит тобой как хочет, и посмотри, до чего довертела. И это ради пары дырок у нее под юбкой? Зря мы избрали тебя мэром.
– Колыбель уже не та, – сказал еще один. – После того, как исчез Анджей…
– Я уже десять раз проклял, что не пошел с ним спасать Камила. А ведь он звал!
– Мы все его предали.
– Верно, братцы. Мы же были братьями. Общиной! А теперь… из-за этой гадюки… как челядь, госпоже и господину подошвы лижем.
– Ее человеком-то не назвать, сущий дьявол! Демон!
– Молчать! – рявкнула рыжая.
Резко повернула голову к толстяку, щупальца локонов хлестнули по лицу.
– Скажи им! Ты мэр или тряпка?!
Толстяк впал в глубокую прострацию, мало чем отличается от мальчика-слуги, тот спрятался за каменюгой, слышны всхлипы.
– Дорвалась вша до власти, – сказал я. – От вседозволенности крышу снесло.
Рыжая вернула взгляд, полный ярости, мне, револьвер в пальцах окреп, смотрит на меня черной глазницей, скрежет курка.
Бах!
Пуля пролетела мимо, а револьвер из кулачка выбило, рыжая пошатнулась, едва не упала. Как и остальные, и я в том числе. Горячая ударная волна пихнула всех, народ едва удержал оружие, яростный женский рев.
Но рев едва ли можно назвать человеческим.
Ксара сидит на колене, меж ладоней – голова Камила, а ее голова запрокинута к потолку, сверкают в раскрытой пасти клыки, щеки дрожат как у рычуна, вой искажает пространство, глаза пылают двумя огненными шарами, жилы как раскаленная проволока, смотреть на нее можно лишь сощурившись.
Воздух сияет оранжевой аурой. Чувствуется кожей и костями, как звенит энергия, что исходит от демонши. Звон перерастает в гул.
Ярость!
Демонша начинает светиться изнутри, словно под кожей пустота, которую заполняет пламя, как в лампе.