Руины
Шрифт:
"Давай, давай…" – думал Ясюченя, – "Шевели извилинами, распускай перья, пока я не заставил тебя свои портянки стирать. Порезвись перед добрым психологом, пока тебе еще нет восемнадцати".
Перед самым телевизором сидел, похожий на большую добрую обезьяну, даргинец Меджит. Он в упор смотрел на экран, держа огромную, как ласта ступню возле лица, сдирал с нее кожу, зараженную грибком, и бросал лоскуты на пол. Потом долго и сосредоточенно разглядывал красные пятна голого мяса, и снова поднимал тоскливые глаза к телевизору. Время от времени кто-нибудь выкрикивал:
– Меджит!
– Что? – спрашивал он.
– На
У него было невероятных размеров мужское достоинство. Говорили, когда еще только отряд переехал в Череповец, и питался в гражданской столовой, свою строили, Меджиту удалось завалить на мешках с картошкой повариху – химичку. Но, как только он вытащил из штанов все свое хозяйство, повариха стала кричать и звать на помощь, а потом вырвалась и убежала. Говорят, дома до женитьбы они занимаются любовью с ослицами – ишачками. Тех такой Меджит, наверное, устраивал, но женится же он когда – нибудь! Интересно, как это переживет его жена?
Документальный фильм завершился тем, что и девочки, и мальчики, решили всю свою жизнь придерживаться принципов «морального кодекса строителей коммунизма», и воспитывать в себе стойкого борца за лучшее будущее. Сразу после этого началось «Время». Старики и ефрейторы стали сгонять молодых на просмотр. Ясюченя сидел, привалившись плечом к перилам кровати, и смотрел, как Талипов, который чуть не помер от страха, когда увидел паровоз, куда его пытались впихнуть, чтобы отвезти в армию; который так и не выучил ни одной буквы русского алфавита, пинками гонит к телевизору Скорнячука, с его университетским образованием.
Положили спокойно, без скачков. С полами управились быстро.
Ясючене досталась веранда. Это лучше, чем драить зубной пастой краники в умывальнике. Только холодно. Горячая вода, налитая на деревянный пол, тут же покрывает его коркой льда, и надо мыть почти сухой тряпкой, чтобы потом не скоблить лед. После веранды вода очень грязная, и нужно бежать в одном нательном белье за роту и там выливать её. Брызги на теле тут же схватываются льдом. Схватываются и язвы на ногах. У Ясючени их было немного и небольшие, с трехкопеечную монету, но они мокли и гноились, и мороз успевал их прихватить, пока бежишь за роту и назад. Немного болел кобчик, но не сильно, терпимо.
До одиннадцати управились.
Ясюченя даже посмотрел конец фильма по телевизору, Понять все равно ничего нельзя было, из-за того, что не видел начала, и воплей стариков.
Те изощрялись друг перед другом в остроумии.
Потом выключили свет, и рота понемногу затихла.
Ясюченя еще не спал, когда голос Саидова рявкнул:
– Подъем!!!
Он стоял, пошатываясь, со злобным лицом и мутными глазами. Усы его были мокрыми от растаявшего пара. Бражный дух расползался по казарме.
– Окабанели?!! Ублюдки!!!
Ясюченя почувствовал дикий страх и желание раствориться, исчезнуть.
«Только б не меня!»
Ну, почему он не стоит в задней шеренге?!!
Саидов неверным шагом прохаживался вдоль строя. За ним, ухмыляясь, шатался Ногаев.
– Сгною!!! – проревел Саидов. – Отбой!!!
– Подъем!!!
– Отбой!!!
– Подъем!!!
– Отбой!!!
Прыгали уже минут пятнадцать. Это могло продолжаться еще столько же. Потом кто-нибудь падал и не мог подняться. Его били, и на этом скачки заканчивались.
"Еще немного, – думал Ясюченя. – Еще немного продержаться и все".
Он уже ничего не видел и не слышал, в ушах бешено колотилась кровь, и только по тому, как исчезает тень рядом с ним, он понимал, что надо прыгать вверх.
Левая нога на перила нижней койки, правая на перила своей, тело перебрасываешь через перила, и – лицом в подушку. Не двигаться. Хоть какие – то доли секунды отдохнуть. Тень рядом метнулась к потолку! Резко переворачиваешься на кровати, руками за перила, и – вниз. Вниз – легче. Он уже два раза падал, но от страха, что сейчас начнут топтать, поднимался.
И снова:
– Отбой!!!
Левая – на перила нижней, правая – на перила своей…
– Подъем!!!
Все, он уже не успевает броситься в постель… Плохо…
– Отбой!!!
Левая – на перила нижней, правая – на верхние, лицом в подушку… Секунда, другая, третья… В чем дело? Неужели, конец?
Ясюченя перевернулся на спину, прислушался.
– У тебя что, падла, ребра лишние?
Кого это он? Ясюченя свесил голову с кровати, но тут же получил пятерней Мамедова с нижнего яруса по глазам. Тогда он просто отвел голову в сторону.
Саидов стоял перед Кузьминым.
– Отбой!!! – завизжал Саидов.
Кузьмин не шевельнулся.
Саидов резко размахнувшись, ударил его, и Кузьмин принял удар на грудь.
"В сердце метил", – подумал Ясюченя.
Кузьмин не упал, только оступился немного назад.
Потом все произошло очень быстро, так, что Ясюченя ничего сразу и не понял. Прямо из-под Ясючени к Кузьмину метнулась тень – потом она оказалась Мамедовым – с клещами в руках, такими клещами, которыми делают скрутки на арматуре, и ударила Кузьмина ими в лицо. Голова Кузьмина откинулась назад, на перила верхнего яруса. Изо рта широкой черной полосой хлынула кровь. Мамедов снова размахнулся, но ударить не успел, вдруг появилась чья-то нога и ударом в лицо опрокинула Мамедова на пол. Потом Ясюченя видел, как, стоя спиной к стене, голый по пояс Тюрин отбивается от толпы чеченцев; как замахивается табуреткой Кузьмин в залитой кровью нательной рубахе; как блестит в руках Ногаева длинная железяка; как бежит через казарму, со вздувшимися желваками на скулах, Иванов; и как он вдруг оброс черными лохматыми, скалящими зубы, телами; как медленно, будто повтор в футболе, падает с высокой тумбы, телевизор.
Разом как-то все стихло.
Посреди казармы стоял командир роты с красной повязкой дежурного по отряду и дергал головой, как лошадь, поправляя шапку.
– Саи-и-идов, – спросил он. – В чем де-е-е-ело?
Он говорил, почти не разжимая зубов, и сильно растягивая слова, что выказывало его особую презрительность ко всем присутствующим.
– Что-о-о у вас тут происхо-о-о-оди-и-ит?
– Салаги кабанеют, товарищ старшлейтенант, – хрипло сказал Саидов, потирая левый кулак.
– Разберитесь и доложи-и-и-ите-е. Вам поня-а-атно-о-о? Чтоб че-ерез три-и-и мину-у-у-уты все спа-а-али-и-и, – сказал командир, глядя на кулак Саидова и дергая головой. Потом посмотрел на разбрызганную по полу кровь, на телевизор с оторванной задней крышкой, сплюнул сквозь зубы вбок и ушел.