Рук
Шрифт:
— Для защиты.
Мне это кажется вполне очевидным. Я всегда беру с собой все виды оружия. Но сегодня я оставил свой пистолет дома. Запрещено иметь с собой что-либо такое, когда проходишь через двери «Дьявольской кухни». Официант возвращается и даёт Саше меню, рассказывает нам об особых блюдах, предлагает в качестве комплимента бокал санджовезе, и на мгновение всё приходит в норму [26] . Саша изучает меню, выбирает, что хочет, заказывает, и я делаю то же самое. Когда официант убирает меню со столика, я тянусь в свой карман и достаю другой
26
виноград, который созревает очень медленно, поэтому вина из него получаются мощными, богатыми на вкус
— Что это? — она с подозрением смотрит на распечатку.
— Прочитай и узнаешь.
Я злобно усмехаюсь, пока она смотрит на чёрные чернила на листе. Я уже знаю, что там говорится.
Гонорея: отрицательно.
Хламидии: отрицательно.
Гепатит С: отрицательно.
ВИЧ: отрицательно.
Список широкий и убедительный. Я чист как младенец.
Саша складывает листок бумаги и протягивает его обратно мне, сжимая губы в тонкую, не впечатлённую линию.
— Ты считаешь себя таким забавным, да?
— На самом деле, я считаю себя довольно потрясающим. Нет ничего более романтичного, чем когда парень добровольно сдаёт мазок из своего члена ради тебя.
— Как ты вообще сделал это так быстро?
— Взятка.
Она смеётся — сухо, язвительно — будто отмахивается от моего комментария как от преувеличения. Но это не так. Я заплатил сотруднику в клинике планирования семьи пятьсот долларов, чтобы мои результаты были обработаны за ночь.
— У нас с тобой очень разные понятия романтики, Рук. Этот ресторан, к примеру...
— Ты по-прежнему злишься, что я привёл тебя в воровской ресторан?
— Ты привёл меня в воровской ресторан?
Я удивлён, что она ещё не поняла этого. Но она не принадлежит к этому миру. Никакого опыта. Никаких ориентиров. Её нельзя винить за наивность. Я не позволяю выражению своего лица измениться.
— Да.
— Почему?
— Потому что мне нравится здешний стейк?
— Рук.
— Хорошо. Я привёл тебя сюда, чтобы ты могла увидеть мою жизнь. Чтобы ты знала, во что ввязываешься. Чтобы ты испытала что-то необычное. Ты это ненавидишь?
Она тяжело откидывается на спинку стула, её взгляд дико бегает по залу.
— Ненавижу ли я это? Что это за вопрос?
— Простой.
— Сколько среди этих людей убийц? Сколько среди них преступников?
— Почти все они преступники. Но я сомневаюсь, что здесь больше двух или трёх настоящих убийц.
Тяжело смотреть, побледнела ли она, но у меня создаётся впечатление, что вся кровь отлила от её лица, переместившись куда-то в область этих её убийственных шпилек.
— Не паникуй. Никто не убьёт тебя за то, что ты здесь поужинаешь.
Она закрывает глаза, бормоча еле слышно.
— Боже, не могу поверить, что это происходит.
— Ты делаешь из мухи слона. Это ресторан. Они подают хорошую еду. Хозяева очаровательны, пока ты ничего у них не крадёшь,
Я сдерживаюсь и не рассказываю ей о том, когда в ресторане на самом деле был пожар. Не думаю, что эта информация хорошо мне послужит.
— Мы могли бы пойти куда угодно. В этом городе буквально тысячи потрясающих мест, где можно поесть, а ты приводишь меня сюда. И... ты сказал свою фамилию у двери. Тот парень просто впустил тебя, будто точно знал, кто ты. Что это было, чёрт побери?
— Он знает, кто я. Он знает, что я время от времени работаю на хозяев этого места.
Саша затихает. Она берёт свой нож для масла и крутит его в руке, глядя на тусклое лезвие, будто оно содержит ответы на вопросы, которые она ещё даже не продумала.
— Спроси меня, — говорю я ей. Она не смотрит на меня. — Задай мне вопрос. Спроси, что я для них делаю.
— Я не хочу знать.
— Да, хочешь.
— Правда не хочу.
— Я угоняю машины. Иногда я веду машину от одной точки к другой и не задаю вопросы, зачем, кому или куда. Избиваю ли я людей? Нет. Не ради денег. Убиваю ли я людей? Нет. Хорош ли я в том, что делаю? Да, определённо. Как эта часть бизнеса влияет на тот факт, что я хочу встречаться с тобой? Никак. Я никогда не втяну тебя во что-то незаконное. Я никогда не поставлю тебя в компрометирующее положение.
— Помимо этого? Помимо этого невероятно компрометирующего положения?
— Ужин? — я оглядываюсь вокруг. — Эти люди просто наслаждаются едой, Саша. Здесь не происходит никаких закулисных сделок. Ты не встретишься с кем-то для обсуждения штатных секретов. Никого не душат за столом, в стиле «Крёстного отца».
Прямо сейчас для неё этого много. Я могу сделать это в другой раз, но, кажется, прямо сейчас к лучшему показать ей свою руку. Спрятать это от неё, зная, как далеко я хочу зайти, было бы нечестно, а нечестности нет среди моих многих недостатков. По крайней мере, не в том, что касается женщины, с которой я хочу завязать отношения. Полиция, моя семья, большинство моих друзей — им я лгу регулярно.
— Это безумие, — шепчет Саша. — Я не могу поверить, что это происходит.
Она наклоняет голову, не сводя глаз со стола, будто если она встретится взглядом с кем-либо в зале, это приведёт к фатальным последствиям. Полагаю, что такое может быть, но маловероятно.
— Ты хочешь уйти.
Она хмурится, глядя на меня искоса.
— Как мы сможем встать и уйти отсюда сейчас, не поев? Это будет выглядеть подозрительно. Это будет хуже, чем остаться и поесть.
— Ты ведёшь себя нелепо. Однако, если дело так и ты хочешь остаться, то расслабься и насладись вином. Оно чертовски хорошее.
— Ты много знаешь о вине, да?
Прямо сейчас она в полном режиме вулкана. Она наклоняет голову на бок, смеряя меня враждебным взглядом. Я действительно не могу винить её за то, что она на меня злится. Она, наверное, хочет мне голову откусить за признание о том, каким образом я получаю доход, но она умная женщина. Мы в змеином логове. Кричать на меня за работу на семью Барбиери было бы крайне опрометчиво, когда сидишь в ресторане семьи Барбиери. Так что вот: она будет протестовать против всего остального, что я скажу, чтобы продемонстрировать, как сильно она на меня злится. Я вздыхаю, ставя бокал.